Жительницу третьей квартиры, куда телеграмма адресована, он давно знал – Анна Фёдоровна Градова, добродушная тетушка предпенсионного возраста, телеграммы получавшая часто. С потерей зрения процентов на пятьдесят. Зимой не раз поила его чаем (как поступали многие понимающие люди в частной застройке), что в морозы было очень пользительно. Попутно болтали за жизнь. Только два пунктика у нее было – то уговаривала поступать в институт, то жениться – вообще-то уговоры взаимоисключающие: тяжеленько было бы студенту содержать жену на стипендию…
Судя по незнакомой фамилии-имени-отчеству и содержанию телеграммы, тетушка там больше не жила. Но что с ней, Доцент не знал – с месяц ей телеграмм не было. Либо вышла на пенсию и уехала к дочке в Манск, как давно планировала, либо… Нет уж, о втором варианте думать не хотелось: крепкая была тетушка, без хронических хворей. Но мало ли что с людьми случается…
Он въехал в ворота, распахнутые днем и ночью, на малой скорости обогнул главное здание, подкатил к знакомому домику. Тишина и безлюдье – слепые по обширному асфальтированному двору обычно не разгуливали, очень уж легко было потерять ориентацию. По бетонной лесенке в пять ступенек поднялся на первый этаж, требовательно, как обычно, на тот же гестаповский манер, надавил кнопку звонка. В квартире послышалось насквозь знакомое «крулы-курлы» музыкального звонка, а там и довольно уверенные шаги.
Дверь открылась, и Митя форменным образом в землю врос.
Такая открыла дверь, такая… Постарше его лет на несколько, но вряд ли намного, в коротком красном халатике без пуговиц, с широким пояском, завязанным бантиком, с короткими рукавами. Светлые с рыжинкой волосы гораздо ниже плеч, зеленые глазищи – отчего-то зеленоглазые ему в жизни попадались редко, а уж с такими глазищами цвета яркой весенней травы… Красивая – обалдеть. Фигурка идеальная, а уж высоко открытые куцым халатиком ножки… «Русалка», – подумал он восхищенно. Русалки такими и должны быть, если они все же есть…
Кое-какие наблюдения моментально пронеслись у него в голове. Три года сюда ездил, слепых навидался и ошибиться не мог, взгляд у нее был характерно невидящим, как почти у всех здесь. Один существенный нюанс: у родившихся слепыми женщин, пусть и красивых, в лице обязательно присутствовал некий трудно описуемый словами, но прекрасно знакомый наметанному глазу дефект. Которого в данном случае не наблюдалось. Но она безусловно слепая, и крепенько: в глаза ему не смотрит, уставилась куда-то сквозь него, халатик на груди изрядно распахнулся, а она его не приводит в порядок. Жалко: такая отпадная девушка, и слепая…
Он, конечно, от такой красоты немного прибалдел, но язык не отнялся – не школьник, в конце-то концов, всяких повидал. Спросил сухо-профессиональным тоном, как обычно:
– Каразина Марина Олеговна здесь живет?
– Это я, – ответила она.
Голосок был приятный, под стать остальному.
– Вам телеграмма, – сказал Митя и добавил обычное для этого месте присловье: – Вам почитать?
– Да, пожалуйста, – сказала она спокойно.
– «Прибыл контейнер, транспорт предоставляется. Товарный кассир Данилова».
Он в глаза эту Данилову не видел, но три года знал заочно – все телеграммы насчет контейнеров за ее подписью шли.
– Ну наконец-то! – радостно воскликнула зеленоглазая Марина. – А я вещи жду-жду…
– Вам ведь телеграмма понадобится, – сказал Митя. – Вот, возьмите.
Тоже привычно коснулся уголком телеграммы ее пальцев на правой руке – обручального кольца нет, ага – и девушка с явной сноровкой, на ощупь, сложенный вчетверо бланк взяла. Кое-какой навык слепой жизни имеется… Ну, мало ли от чего вполне здоровые люди слепнут…
– Значит, теперь вы здесь живете?
– Теперь я.
Митя спросил с искренним интересом:
– А что с Анной Федоровной?
– Вы знакомы?
– Я ей три года телеграммы возил, – сказал Митя, – Что с ней?
– Она на пенсию вышла, поехала к дочери в Манск.
Митя облегченно вздохнул:
– Ну вот и ладушки. А то ведь всякое думалось… Хорошая тетушка. Чаем меня частенько поила, за жизнь разговаривали…
Марина сказала:
– Чаем и я вас напоить могу. Радостную весточку привезли, я неделю ждала… У меня как раз чайник вскипел. Вы не торопитесь?
– Это я удачно зашел, – процитировал Митя героя кинокомедии. – Да нет, никуда не тороплюсь. Ваша телеграмма была последняя, у меня смена кончается…
– Захлопните. – Она посторонилась.
Входя в крохотную прихожую, Митя оказался с Мариной совсем рядом. Духами от нее пахло приятными, а уж подраспахнувшийся на груди халатик на дистанции ближнего боя являл собою зрелище крайне эстетическое. Надо бы ей сказать про халатик, но неловко как-то…
Прихожая была пустехонька – ни знакомого зеркала, ни вешалки, ни разноцветного половика, вязанного из толстой шерсти. И комната, он отсюда видел, решительно переменилась: только тщательно застеленная кровать, железная, казенного вида, как те, что когда-то стояли у них в пионерлагере, на полу подключенный к розетке магнитофон, в точности такая, как у него, «Весна-06», со стопочкой кассет рядом, да на крючке, на вешалке, короткое джинсовое платьице. Самого что ни на есть излюбленного парнями фасона: на пуговицах сверху донизу, если не торопиться, можно качественно устроить то, что, как рассказывал Катай, на зоне у них называлось «сеанец делать»
[21].
Кухня обставлена столь же спартански: типичный столик из столовки – бледно-зеленая пластмассовая крышка, на тонких черных железных ножках-трубках, два таких же стула. На подоконнике, на железных подставках – сковородка и кастрюля, третья, пустая, явно предназначалась для стоявшего на плите чайника. Пара чашек, какие-то кулечки…
– Вы садитесь, – сказала Марина, довольно уверенно двигаясь по кухне, ставя на стол чашки и высыпая на блюдечко конфеты из одного кулька. – Завхоз всего принес по два – стулья, чашки, в расчете на гостей. Только гостей пока что не было – тут с этим проблемно чуточку… Вас как зовут?
– Митя, – сказал Митя.
– А меня… Ой! Что это я… Вы же меня называли по фамилии-имени-отчеству… Марина.
– Красивое имя, – сказал Митя. – Вот только вам как-то не вполне соответствует.
– Почему?
– Марина – это ж значит «морская». К синим глазам идеально бы подходило, а у вас зеленые… но все равно красивые.
Она тихонько рассмеялась:
– Митя, похоже, вы никогда на море не были… А я с родителями два раза была в Ялте. Море часто как раз зеленое…
– Не бывал, не знаю… Буду знать теперь.
– А такой вот нескромный вопрос… Вам сколько лет? У вас голос молодой.
