– Ну, сейчас-то вы – ох и ах… Разбиваете, поди, одноклассникам сердца по дюжине в неделю?
– Ну вы скажете! – воскликнула она с насквозь деланым возмущением.
Всё. Картина Репина «Приплыли». Разговор, порой умело Митей направлявшийся, достиг точки, за которой плавненько переходил в иное качество.
Он и перешел. Минут через десять Митя отъезжал от Буденного, шестьдесят восемь, в самом радужном настроении. Где-то на середине болтовни незаметно перешли на «ты», а в конце Юля, она же Джульетта (ничего и против такого обращения не имевшая), согласилась пойти с ним послезавтра в кино, на последний сеанс в Дом культуры автоколонны. Там снова показывали «Всадника без головы» – Митя его видел два раза, но с удовольствием посмотрел бы и в третий, а Юля, как оказалось, не видела вообще. Очень подходящий фильм, чтобы вести на него девочку, особенно такую вот нетронутую, – и любовь есть, и роковые страсти, и пейзажи красивые. Одно плохо, с его точки зрения: не те времена в фильме, чтобы главная героиня светилась в купальнике. Это, конечно, жирный минус.
Он быстренько обдумал кое-что с практической точки зрения. В этом ДК последний ряд, пожалуй, самый удобный среди всех аюканских киношек – для тех парочек, что пришли не только фильмом полюбоваться. Не зря билеты на последний ряд там нужно покупать с утра, иначе разберут. Однако Юльку на последний ряд пока что сажать рано – с ней не стоит гнать лошадей, тут нужно не спеша, мелкими шажочками, а то спугнешь раньше времени…
Он остановился у небольшого деревянного магазинчика – купить сигарет, не рассчитал как-то и нетронутую пачку в сумку не положил. Наплевать, магазинов с сигаретами тут была куча. Взяв «Стюру»
[20] и выйдя на улицу, прежде чем нахлобучить шлем, позвал:
– Девушка, а девушка!
– Что? – обернулась неторопливо проходившая мимо девчонка.
– У вас ножки, как у моей кошки…
– Дурак, – сказала она беззлобно и пошла дальше.
Правильная была девочка – обижаться на эту старую мелкую подколку как-то и не полагалось. Да и Доцент всерьез к ней клеиться не собирался – некоторые вещи происходили прямо-таки на автопилоте, чтобы постоянно держать себя в тонусе. Наше дело – зацепить по мелочи, их дело – легонечко огрызнуться и пройти мимо, правила старой игры знают все…
Пачку он, как обычно, распечатал на свой фирменный манер – не надорвал широкую ленту-бандерольку, а старательно отодрал фольгу примерно с трети торца пачки, возле бандерольки. (Стреляя у него как-то сигарету, Карпуха фыркнул: «Доцент, если пойдешь кого убивать, табачок не бери. Если оставишь пустой такую вот пачечку возле жмурика, мы тебя мигом по ней вычислим».)
Проехав два квартала, остановился. Не просто хорошее место для перекура – такое, где можно сочетать приятное с полезным. Улица тут кончалась, упираясь в громадный пустырь, на котором явно собирались возводить новый микрорайон: прорыли несколько канав, несомненно, для труб, подогнали парочку экскаваторов, забили изрядно колышков с натянутыми ленточками, судя по размерам отмеченного пространства, предназначавшихся, чтобы отметить будущие котлованы для фундаментов.
Крайний дом справа оглашал улицу музыкой. Как водилось в обычае в частном секторе, кто-то из обитателей присобачил на забор у ворот выкрученный из радио динамик, подключил его к магнитофону и теперь давал бесплатные концерты округе. Округе протестовать не полагалось – лишь бы не орало очень уж оглушительно и исключительно до двадцати трех ноль-ноль, как предписано правилами. Взрослые таким не баловались – так что там, сто процентов, жил кто-то чуть постарше или помоложе Доцента.
Заглушил мотор, издали услышав знакомую музыку, сопровождавшую ритмичные удары тарелок. Закурил и в сотый, наверное, раз с удовольствием слушал шлягер танцплощадок этого лета – песню из фильма «Генералы песчаных карьеров». Слова были насквозь незнакомые – кто бы в Аюкане знал португальский? – но за душу брали, как и мелодия, растекавшаяся, как река, широкая и спокойная, над вечерним морским берегом – Митя, как все, прекрасно помнил кадры, с которых фильм начинался под песню. И, как все, в который раз не мог найти ответа: в самом деле в песню на португальском вставлены русские словечки «сибирский зэк» или это совпадение?
Если слушать сто раз и попытаться передать на русском, получалось примерно следующее:
Меня жангада пать паит,
трума…
Бест веше ле,
ло бов разбе
Юр компанейро барле ка,
о ка…
Будь это английский, в конце концов с грехом пополам справились бы, но знающих португальский нет и в инязе… Смастеривший динамик неведомый меломан песню, конечно, подцепил там, где и они трое, – в кино. Пластинок с ней в продаже еще не было, фирма «Мелодия» раскачивалась долго, и журнал «Горизонт» не спешил. Вот и пришлось действовать испытанным методом: приходили в кино с магнитофонами на батарейках – во второй раз, чтобы точно знать, когда начнется песня, на каких кадрах. Заранее, на пару минут, включали маг и, когда песня должна была вот-вот зазвучать, снимали с паузы, поднимая перед собой прилагавшийся к магнитофону микрофон на проводе. Простенько и эффективно. Звук с экрана был такой сильный, что записывалось отлично. Вот и расхаживала потом вечерком по городу молодежь с магами, из которых неслись шлягеры – «Генералы», «Золото Маккены» и из многих других фильмов, по вкусу владельца магнитофона.
Вслед за песней из «Генералов» завопил какой-то ему совершенно незнакомый импортный ансамбль, ничуть не понравившийся. Доцент завел мотор и поехал себе дальше, на пустырь, чтобы, миновав его, забросить предпоследнюю телеграмму на аптечный склад, ту самую, из-за которой стараниями дуры Никифоровны пришлось делать крюк в километр, а уж потом кинуть в Общество слепых.
Едва он оказался на пустыре, движок засбоил, чихнул пару раз и замолк намертво. Симптомчики были насквозь знакомые, так что Митя отнесся к происходящему философски. Не размениваясь на маты-перематы, поставил мотоцикл на подножку, вытащил из сумки с инструментом два гаечных ключа и отвертку. В два счета свинтил карбюратор, отвинтил толстый коротенький болт внизу, отверткой выкрутил жиклер – пузатенький винтик золотистого цвета с отверстием чуть пошире волоска. Посмотрел его на свет, покривил губы: старый, прекрасно знакомый диагноз: соринка попала. И лечение моментальное – продуть жиклер и поставить все на место. Да еще матернуться лишний раз в адрес неведомого хозяйственного типа, который спер фильтр, пока Митя торчал в магазине. Фильтр – всего-навсего круглая сеточка из тонкой проволоки, ничем не закреплен, вставляется в горловину бака. А крышка бака не запирается, отвинтить ее – вмиг. Кто-то отвинтил, спер фильтр, завинтил крышку и затерялся в безвестности. А обнаруживаешь такую покражу не раньше чем вновь станешь заправляться – по другой надобности никто крышку не откручивает. Мелочовка, а поди найди в «Спорт- товарах»…
Движок, как и следовало ожидать, завелся с полпинка. Ну, Митя и рванул со склада по прямой на Крутоярскую, к Обществу слепых. За три года он тамошний адрес усвоил прекрасно: телеграммы на общество так и шли – Крутоярская, сорок восемь, Общество слепых. А загадочное для постороннего «Крутоярская, сорок восемь, дом 2» означало стоявший за главным зданием, невидимый с улицы двухэтажный кирпичный домик на восемь квартир, где жили преподаватели – и из слабовидящих, и совсем незрячие. У слепых была своя школа, конечно, с весьма облегченной программой, вовсе исключавшей те предметы, где требовалось писать, чертить, разглядывать таблицы или схемы.
