— Трофейный.
— Дезертир?
— А что, похож?
— Похож.
— Хм, нет, не дезертир.
— А документики покажь.
— Дед, тебе одежду или ехать? Из беглых пленных я, слышал про побег у немцев? Бери, пока предлагаю.
Тот поворчал, с интересом меня разглядывая, но всё же мы стали торговаться. За кеды я сторговал неплохие ботинки и две пары носков. Обувь я сразу надел. За форму получил рубаху, кепку и почти новый вещмешок. В путешествиях вещь незаменимая. Потом тот долго изучал ремень и всё же его взял. Деньгами тот платить категорически отказывался, только на обмен. Я и взял обычный широкий кожаный ремень с неплохой пряжкой, продел в проушины брюк и, застегнув ремень, направился дальше по развалу. Там предложил одной торговке серебряную цепочку от часов, довольно толстую, та заинтересовалась, тогда я и портсигар серебряный вытащил. Ушло за двести рублей. Обретя финансовую независимость, я обзавелся бритвой с помазком, зеркальце взял, полотенце, половину мыла — так дешевле. Пачку сухарей приметил и купил. На этом я покинул развал и пошёл в парикмахерскую, где меня коротко постригли и даже побрили. Ну и надушили. Ещё бы помыться, купание у борта субмарины не в счёт, но это на потом оставим.
Покинув город, я направился к пирсам. Там народ осматривали, документы проверяли. Я приметил пару моряков, с которыми субмарину вёл, те кого-то искали глазами, и стало ясно — кого. Что-то у меня предчувствия нехорошие, а я им доверяю. Развернувшись, я направился прочь, выискивая возможность покинуть остров. Тут мне повезло: приметил того моряка, что часы у меня купил, он у адмиральского катера стоял. Подойдя, поинтересовался:
— Вы, случайно, не в город? Я тороплюсь, а мест на трамвайчике нет.
— В город. За командиром. Но если будет, — тот звонко щёлкнул себя по горлу, — то довезём с ветерком.
— Всё будет.
Я рванул к развалу, мне там тот же продавец, что сухари продал, предлагал водку, так что, где брать, я знал. Сбегал, купил, и на катере мы помчались к Ленинграду. Я честно расплатился, но так, чтобы другие моряки не заметили, пусть сам решает, что с бутылкой делать. По прибытии я направился на железнодорожный вокзал и купил билет до Москвы, только на поезд через три дня свободный билет нашелся. Так что придётся задержаться в Ленинграде.
Я снял комнату, при этом старался на улицах не мелькать, но информацию и слухи собирал. О крупном налёте на Кронштадт, в котором участвовало больше сотни самолётов, слышал, потом был еще и повторный. Видимо, добивали. Не знаю, потопили ли немцы «семёрку», но я думаю, что потопили. Потери среди горожан города-порта и моряков были большие. Немцы больше тридцати самолётов потеряли, но задачу свою выполнили, так что это всё мелочи.
Купив припасов, я сел на поезд, благо дорогу ещё не перерезали, что случится месяца через два, и отправился в Москву. Прибыл я благополучно. Снял комнату на окраине без всяких проблем, днём, пока консьерж обедал у себя, поднялся на второй этаж того дома, где в другом мире жил Толя Суворов, вскрыл отмычкой дверь — в квартире было пусто, — забрал из тайника средства для создания документов, у меня они считай из-под руки настоящими выходят, липой никто не назовет, и так же ушёл. Консьерж и не слышал меня.
Вернувшись на съёмную квартиру, я за два часа отличный паспорт москвича сделал. Выбрал разрушенный бомбёжкой дом тут в центре и вписал этот адрес. Потом ещё сделал запас документов на разные имена. На всякий случай. Так что через пару дней я направился в центральный военкомат. А что, здоровый молодой мужчина, Родину же нужно защищать. Сам не пойду, за мной придут. Шучу, это про родной мир можно сказать, а тут я помогаю советским гражданам, чтобы их погибло в эту войну как можно меньше. Нет, понимаю, что можно к Сталину обратиться, раскрыться, и тогда информация, что я выдам, спасёт немало жизней. Вот только желания это делать нет никакого. Тем более раскрывать себя, не имея возможности отступления из этого мира, — такой глупости я не совершу. Это племянник подготовил почву, да так, что в мире Сталина нас встретили с распростёртыми объятиями, позволили работать и помогать от всей души, не удивительно, что мы там выкладывались, не жалея сил и здоровья, и результатами были более чем довольны. Однако опыт общения в других мирах-копиях с представителями властных структур, хотя я вроде как сам к ним отношусь, дал ясно понять, что не всегда так везёт. Мне вон зубы выбили, благо, когда подростком стал, новые отросли. У остальных аналогично. Парней на год заперли в шарашке. Мне оно надо? Лучше своими силами помогу. Хотя скажу честно, я два дня писал основные моменты будущего, предостерегая от многих ошибок, больше чтобы этим успокоить свою совесть. И отправил товарищу Иванову, как сейчас себя называет Сталин. Через специальный почтовый ящик у Кремля, мне о нём известно было. Слегка сменил облик для возможных наблюдателей, а таковые точно должны быть, и кинул конверт в узкую щель. Также изложил информацию по богатствам земли Русской, пусть используют. Хотя всё равно разворуют. Потом. Что останется.
Народу у военкомата толпилось изрядно. Уже было отправлено на фронт несколько московских добровольческих батальонов и даже пара полков. Поговаривают, что скоро начнут Московскую дивизию народного ополчения формировать, но это пока только слухи. Пройдя в здание, я уточнил у дежурного, где можно записаться добровольцем, и меня отправили в одну из очередей. Надо сказать, самую длинную, на все здание. Мой черед подошел только через три часа. Отдав паспорт заморённому сотруднику в звании старшины, я услышал вопрос:
— Какие воинские специальности имеешь?
— Командир расчёта противотанковой пушки. Наводчик, снайпер, немного с танками знаком, могу водить, стрелять, вести бой. Доводилось это делать на Т-26, БТ двух типов и на «тридцатьчетверке». На последней освоил специальность как заряжающего, так и наводчика. Соответственно, и командира тоже.
— Значит, в армии служил? Каким военкоматом призывался?
— Нет, не служил. Не успел. Всё получено личным опытом.
— Не понял? — тот удивлённо посмотрел на меня, усталость сменилась заинтересованностью.
— Я к другу поехал в Белоруссию, неподалёку от Бреста тот в комсомольской стройке участвовал, приглашал присоединиться. Два дня мы с ним отдыхали, а тут война. Ну, мы и решили пойти добровольцами. Нас поначалу гоняли, но когда немцы подошли к Кобрину, с тех пор мы с танкистами две недели воевали, я дважды в танках горел. Потом танкисты ушли, на другой участок перекинули, и мы к артиллеристам прибились, и так с ними и воевали. А потом меня в Москву отправили — контузило сильно, в санитарном обозе очнулся. Я уже отлежался, шума в ушах больше нет, и голову не кружит.
— А друг?
— Погиб он в доте. В укрепрайоне у Минска. Сапёры немецкие подкрались и огнемётом всех сожгли внутри. Я на другой стороне холма в пулемётном дзоте атаки отбивал. А он в пушечном капонире наводчиком был.
— Ясно. Значит, боевой опыт имеешь?
— Три недели почти, — кивнул я. — Учили нас там хорошо, а немцы экзамены принимали. Живой — значит, сдал.
