Биофилия выходит за пределы ландшафтов и распространяется на наших эволюционных сородичей. При взаимодействии с животными мы непрерывно ощущаем наше сходство. Как и мы, наши братья меньшие стремятся продолжить свое существование. Каждый из них — уникальное создание. Каждое существо имеет свой жизненный путь, каждый день которого полон возможностей и рисков. Все мы уязвимы — наша жизнь, будь то жизнь лисы, пробирающейся через лес, или человека, передвигающегося по городу, чревата опасностями. Мы особенно близки с нашими сородичами-приматами, которые похожи на нас не только внешне, но и по поведению. Они — разумные существа, которые воспитывают своих детенышей, проявляют эмоции, учатся друг у друга и создают рудиментарную культуру, передаваемую от поколения к поколению, устанавливают социальные связи в играх и ухаживании, сообщают друг другу о своих чувствах путем сложных социальных ритуалов, похожих на наши.
По утверждению Уилсона, мы эмоционально идентифицируем себя с нашими братьями меньшими настолько тесно, что начинаем воспринимать их жизнь как свою собственную. Короче говоря, мы сопереживаем. Найдется ли такой человек, который ни разу в жизни не сопереживал какому-нибудь существу — домашнему питомцу или случайному дикому животному? Когда мы видим жеребят, резвящихся на пастбище, излучающих радость жизни, или раненую белку, которая сжимается от боли и страха, нас наполняет глубокое чувство сопереживания — так мы выражаем признание тайны жизни, связывающей всех нас воедино на земле. Сопереживать — значит поддерживать чью-то борьбу за существование и процветание. Мы признаем неотъемлемую ценность чужой жизни так, как если бы эта жизнь была нашей собственной. Сопереживая, мы выражаем наше родство с нашими ближними.
Хотя все мы в тот или иной момент жизни проявляем биофилию, в урбанизированном, высокотехнологичном обществе связь с природой и нашими ближними непрерывно ослабевает. Впервые в истории подавляющая часть человечества, живущего в искусственной среде, оказалась практически отрезанной от остальной природы. Уилсон, а вслед за ним все большее число других биологов и экологов стали опасаться, что утрата биофилии, создавая реальную угрозу физическому, эмоциональному и психическому благополучию людей, в конечном итоге может завести в тупик наше когнитивное развитие как биологического вида.
Ясно одно: если мы не вернем нашу природную биофилию, то нам никогда не обрести биосферного сознания. Пять столпов третьей промышленной революции на деле являются всего лишь инструментами, позволяющими нам реинтегрироваться в естественный мир. Они дают возможность реорганизовать нашу жизнь и вновь признать взаимозависимости общей биосферы, в которой мы живем совместно с другими существами. Однако если третья промышленная революция не будет сопровождаться изменением нашего видения и восприятия мира — формированием биосферного сознания, — то она закончится, так и не достигнув цели.
Возвращение биофилии
Как же нам привнести биосферное сознание в свою жизнь и, таким образом, восстановить взаимосвязи с природой, сохранить Землю и спасти наш биологический вид?
Оуэн Барфилд, не так давно умерший британский философ, дал характеристику текущему периоду жизни нашего биологического вида. Он отмечал, что человечество прошло через два великих периода взаимоотношений с природой.
На протяжении 90% истории нашего существования на Земле мы жили как охотники и собиратели. Наши древние предки общались с природой напрямую и очень близко. Существовало очень мало границ между индивидом и другими. Жизнь проживалась в туманном состоянии, где живые существа и другие феномены взаимодействовали, рекомбинировали и менялись местами в невероятном хаосе, который антропологи называют недифференцированной мглой.
Повседневная жизнь тонко подстраивалась под природные циклы и меняющиеся времена года, как и в случае любого другого живого существа на Земле. «Мать-земля» была не столько метафорой, сколько реальной первобытной сущностью, от которой практически полностью зависело выживание охотников и собирателей. В результате люди относились к ней с чувством благоговения, с любовью и одновременно со страхом, подобающим их полной зависимости от милости природы.
Великий переход от охоты и собирательства к возделыванию земли радикально изменил взаимоотношение людей с природой — с полной зависимости от милости и щедрости природы на все более ощутимый контроль и управление ее ресурсами. С окультуриванием растений и одомашниванием животных человек начал отделяться от естественного мира и возводить вымышленный барьер между поведением людей и животных. К концу Средних веков, чтобы считаться цивилизованным, нужно было избавиться от «жестокого» животного характера. Последующие поколения становились все более самосознающими и независимыми, но за счет потери прежней органической связи с природой.
Барфилд писал, что человечество стоит на пороге третьего этапа своих взаимоотношений с природой — этапа воссоединения с естественным миром, но не из-за чувства зависимости и страха, как было на более раннем этапе развития нашего биологического вида, а в результате сознательного решения стать органической частью более широкого сообщества живых существ
. Это и есть биосферное сознание. За пределами внимания Барфилда, однако, остался базовый исторический процесс, в итоге которого все более самоосознающий себя и индивидуализированный биологический вид оказывается способным сделать поворот и вновь увидеть свою взаимозависимость с природой. Такое понимание является ключом для переосмысления подхода к обучению нынешнего и будущих поколений таким образом, чтобы обеспечить формирование биосферного сознания.
Каждая более сложная энергетическая/ коммуникационная революция приводит к более глубокой дифференциации задач, которая влечет за собой индивидуализацию и углубление самоосознания. Недифференцированное «мы», которым характеризовалось простое существование охотников и собирателей, уступает место мясникам, пекарям и свечникам, у каждого из которых под влиянием его уникальной задачи в обществе пробуждается чувство собственной индивидуальности. Даже сегодня фамилии нередко восходят к названию ремесла, которым их владельцы занимались веками: Смит (кузнец), Таннер (кожевник), Уивер (ткач), Кук (повар), Трейнер (тренер) и т.д.
Рост самоосознания людей — это психологический механизм, позволяющий сопереживанию развиваться и процветать. По мере осознания собственной индивидуальности мы начинаем понимать, что наша жизнь уникальна, неповторима и хрупка. Именно это экзистенциальное чувство единственности и неповторимости жизни позволяет нам сопереживать другим, идущим своим путем, и выражать солидарность. Мы делаем это, совершая поступки, цель которых — помощь другим в борьбе за улучшение их жизни. Сопереживать — значит почитать чужое существование.
Если сопереживание является частью нашей натуры и мы внутренне стремимся к единению с природой, то как разбудить и развить нашу природную биофилию? Уилсон подчеркивает, что «здесь должны сказать свое слово психологи»
. Они должны помочь нам воскресить первоначальную биофилию, которая по-прежнему существует в глубинах нашего коллективного подсознания. Взгляды Уилсона разделяют очень многие.
