Хотя сообщество АСЕАН быстро продвигается от видения к политической реальности, существует целый ряд открытых вопросов, которые могут свести на нет усилия по формированию континентального союза. Один из них связан с присутствием Китая. С населением 1,3 млрд человек и экономикой, которая уже затмила Японию как движущую силу Азии, Китай является великим незнакомцем на азиатской арене
. Останется ли он пассивным наблюдателем в качестве ассоциированного партнера, особенно если АСЕАН превратится в единое политическое сообщество? Этот политический союз 605 млн жителей Юго-Восточной Азии, всего половины населения Китая, станет силой, с которой придется считаться. Если Япония, Республика Корея, Австралия и Филиппины решат изменить свой статус партнеров на статус официальных членов сообщества АСЕАН и таким образом повысят экономическое влияние сообщества и увеличат его население почти на 300 млн человек, то это сделает союз сильным соперником Китая в регионе.
Если Индия, еще один быстро растущий азиатский гигант с населением почти 1,2 млрд человек, станет полноправным членом сообщества АСЕАН, то она может подавить остальных членов и стать доминирующей силой в политической игре.
Европейский союз смог добиться успеха в создании единого континентального политического пространства только потому, что ни одно отдельно взятое правительство не могло полностью диктовать условия политического союза. Хотя Германия и является экономическим двигателем и самым влиятельным игроком в союзе, она не подавляет остальных.
Территория ЕС кончается на пороге с Россией. Это не означает, что Россия не может справедливо считать себя частью Европы в той же мере, как и частью Азии, и претендовать на включение в Европейский союз. До настоящего времени, однако, она довольствовалась статусом особого партнера, и мало кто полагает, что ситуация изменится в обозримом будущем.
Как-то раз на обеде с Михаилом Горбачевым я завел разговор о членстве в Европейском союзе. По его словам, Россия слишком велика, чтобы вписаться в границы ЕС, и ей лучше поддерживать все более укрепляющиеся партнерские отношения с союзом вплоть до подключения к интегрированной континентальной электроэнергетической, коммуникационной и транспортной сети, то есть до превращения в часть единого рынка, но не единого политического пространства.
То же самое может произойти и в Азии с Китаем и Индией. В силу централизованной административно-командной инфраструктуры правительства у Китая намного меньше шансов, чем у Индии, вписаться в распределенную систему взаимоотношений на основе сотрудничества, которая является определяющей чертой политики континентального союза. Индии с ее значительно более децентрализованной и демократической структурой власти проще установить тесные партнерские связи с Союзом АСЕАН или даже стать его членом. Впрочем, пока это не более чем теоретические рассуждения. Взрослеющему молодому поколению китайцев уже намного привычнее распределенный, основанный на сотрудничестве подход к организации экономической, политической и общественной жизни, и оно может быстро изменить динамику игры. Последствия таких перемен, однако, трудно предвидеть на столь раннем этапе континентализации.
Наконец, есть еще один момент, который не следует упускать из виду при создании континентальных союзов — усиление власти местных образований и регионов, которые больше не сдерживаются национальными границами.
Никто не ожидал такого перераспределения политической власти, когда создавался Европейский союз. Единственный реальный спор в то время шел вокруг того, каким должно быть европейское сообщество — в большей мере общим рынком или централизованным федеративным государством. Британцы отдавали предпочтение первому в расчете на сохранение своего национального суверенитета и получение коммерческих преимуществ участия в более широком интегрированном рынке. Французы склонялись к более централизованной архитектуре в расчете на возможность управлять ею или как минимум оказывать влияние без чрезмерной потери национального суверенитета. Развитие Европейского союза, однако, пошло совсем по другому пути. В конечном итоге он превратился в нечто намного большее, чем общий рынок, и намного меньшее, чем централизованное федеративное государство. Как показывает опыт ЕС, когда национальные государства объединяются и создают единое политическое сообщество с интегрированными рынками и открытыми границами, коммерческие и политические взаимоотношения становятся горизонтальными и выходят за пределы прежних национальных границ, образуя новую конфигурацию, скорее узловую и распределенную по своему характеру, чем централизованную и вертикальную. Структура управления ЕС больше напоминает сеть национальных государств, регионов и муниципальных образований, в которой нет единой силы, определяющей направление движения союза, заставляющей всех политических игроков участвовать в совместных усилиях по достижению согласия относительно общих целей.
Континентальный рынок и континентальная структура управления с открытыми границами также позволяют регионам обходить свои национальные правительства и устанавливать собственные коммерческие взаимосвязи с другими регионами, когда соседними, но расположенными за пределами национальных границ, а когда и значительно удаленными от их страны. Соседние приграничные регионы стран ЕС постоянно расширяют коммерческие партнерские взаимосвязи, которые нередко оказываются более тесными, чем взаимосвязи с собственными национальными правительствами.
Коммуникационная/ энергетическая парадигма третьей промышленной революции в силу своего горизонтального характера быстро распространяется на открытых пространствах без границ. Это означает, что, как только Союз АСЕАН обретет более реальные черты, открытые границы позволят соседним регионам объединяться и совместно развивать инфраструктуру третьей промышленной революции на пяти столпах, во многом подобно распространению беспроводного Интернета, который быстро превратился в огромную паутину, охватывающую все территории.
Если Китай и Индия, подписавшие энергетическую декларацию на острове Себу, откроют свои границы и позволят соседним регионам подключаться и строить совместную инфраструктуру третьей промышленной революции, расширяющаяся сеть может лишить каждое правительство той полноты суверенной власти над генерированием и распределением энергии, которой они прежде пользовались. Это фундаментально изменит политическую конфигурацию власти по аналогии с тем, что происходит на европейском континенте.
У Китая и Индии может не остаться иного пути, кроме как влиться в континентальный союз, если они хотят соответствовать мировой экономике XXI века. В настоящее время обе страны быстро втягиваются в разработку различных технологий третьей промышленной революции. Китай, например, довольно близок к тому, чтобы отобрать у ЕС давнее лидерство в создании и выводе на рынок некоторых ключевых технологических компонентов. Однако Китай подходит к развитию каждого технологического столпа изолированно, словно это совершенно не связанные вещи. Поэтому, несмотря на быстрое превращение в лидера в сфере технологии использования возобновляемых источников энергии, строительство зданий с нулевыми выбросами углекислого газа и с положительным энергобалансом, разработку водородной и других технологий аккумулирования энергии, создание интеллектуальных энергосетей и выпуск электромобилей и транспортных средств на топливных элементах, он все же не в полной мере понимает социальный эффект объединения всех этих инноваций в единую интерактивную систему. Вместе они требуют горизонтального, открытого и общего континентального политического пространства. Только его наличие дает возможность реализовать, масштабировать и оптимизировать их экономический потенциал. Китай, однако, может прекратить разработку всех тех программных и аппаратных компонентов, которые угрожают его нынешней вертикальной структуре управления. Здесь мы имеем классический пример «противоречия» в том смысле, в котором это понятие используется в марксистской терминологии.
