Подняв тапочки с пола, я заявляю:
– Нет, размер определённо не мой.
Глава 35. «Наезд» на Карла
Накануне сдачи отчёта по расследованию и восстановления моей репутации как Самого Умного Человека в Мире я решаю перекинуться парой слов с самозванцем, претендующим на этот титул. И неважно, что у него нет головы.
Глава 36. Придержи коней, парень!
Я не верю в приметы. Но если бы верил, то, увидев поутру пустую клетку, горстку разбросанных перьев и довольного белого медведя с набитым ртом, счёл бы это дурным знаком.
В ярости я бросаюсь к платяному шкафу, где хранятся вещи дяди Густава, хватаю один из галстуков и превращаю его в медвежий намордник.
– Всё, с меня хватит! – бушую я. – Терпение моё лопнуло! Я к тебе со всей добротой, и вот как ты мне платишь! Это твоя благодарность?
Эпик заваливается на спину, ждёт, что ему почешут брюхо.
– Ты поставил под угрозу всё, абсолютно всё, – продолжаю распекать партнёра я. – Нас вышвырнут из этого дома, нам негде будет жить. О чём ты вообще думал?
На самом деле я отлично знаю, о чём думал Эпик. Он ненавидел Торпеду Боба. Ненавидел и боялся, поэтому и совершил свой ужасный поступок. Позволил возобладать инстинктам хищника.
Конечно, если ты детектив, такое поведение недопустимо. Детектив обязан не терять головы.
– Тебя ждут последствия, – предупреждаю я партнёра. – И весьма серьёзные.
Однако это всё потом. Сейчас нужно разобраться с более насущной проблемой. Смыть в унитаз улики. Сочинить историю. Обмануть маму.
И собираться в школу как ни в чём не бывало. Причесаться. Почистить зубы.
– Тимми, ты где? – неожиданно зовёт мама.
У меня начинает дёргаться левый глаз, за ним – правый.
– Я ТУТ НИ ПРИ ЧЁМ! – кричу я в ответ.
– Что? – переспрашивает она, входя в ванную.
Я гляжу на воду в унитазе и замечаю несмытое пёрышко. Моментально захлопываю крышку и запрыгиваю на неё с ногами.
– Тимми, чем это ты занят? – поднимает брови мама.
– Утренней гимнастикой, – бодро рапортую я. – Прыгаю на унитаз, потом смываю. – Я нажимаю на кнопку смыва в надежде, что пёрышко наконец унесёт водоворотом.
– Перестань, пожалуйста. Ты напрасно расходуешь воду. И с чего тебе в голову пришло выполнять такое упражнение? – Мама опирается спиной на тумбочку и скрещивает на груди руки.
Я молчу.
– Тимми, нам надо поговорить.
– Повторяю: я ни при чём.
– В чём ни при чём?
– Ни в чём ни при чём.
– Не паясничай! – Мама строго наставляет на меня палец. – И слезай с унитаза.
Я спрыгиваю на пол.
– Прежде всего, пожалуйста, не переживай. То, о чём я собираюсь тебе сказать, – моя проблема, не твоя.
Надежда резко возрастает. Сейчас мама скажет, что это она не уберегла птичку.
– С твоей точки зрения, новость вообще замечательная.
Ну, это уж она загнула. Торпеду Боба я, признаюсь, не любил, но праздновать его кончину вряд ли стану.
– В общем, так, Тимми: тебе больше не нужно ходить в Академию Глобермана.
– Что? Что?!
– Мне звонили из отдела образования. Это долгая история, но вкратце дело в следующем: они выяснили, что мы живём у тёти, а тётин дом находится в другом районе.
– И что из этого?
– Если ты из другого района, то не можешь посещать эту школу.
– Академию Глобермана?
– Да.
Я вынужден отстреливаться.
– Но сегодня-то мне можно пойти? Ничего страшного, если я похожу туда ещё один денёк.
– Нет, – возражает мама. – С сегодняшнего утра ты официально отчислен из Академии.
– ЧТО?
– Можешь оставаться дома. По крайней мере, пока не решим, в какую школу тебя перевести.
– НО СЕГОДНЯ я ДОЛЖЕН БЫТЬ в АКАДЕМИИ!
– Тимми, – мягко произносит мама, – тебе туда нельзя.
– МНЕ ОЧЕНЬ НАДО!
– Не понимаю, – разводит руками мама. – Я думала, новость тебя обрадует. Ты же терпеть не можешь школу, особенно эту. И ты только и делал, что жаловался – на учеников, на…
Я не слушаю маму. Всё, что я слышу, – это треск, с которым лопается моя надежда на участие и победу в конкурсе.
Целая Вселенная коллапсирует с оглушительным треском. И всё из-за адреса. Кто-то как-то узнал, где я живу, и тут же помчался докладывать об этом кому-то другому.
Так устроен этот мир. От злости я впадаю в безумие.
– ВЫХОДИТ, Я ЗРЯ СТАРАЛСЯ, ЧТОБЫ МЕНЯ ВЫГНАЛИ ИЗ СТАРОЙ ШКОЛЫ?
На моих глазах выражение маминого лица меняется. Понимание. Растерянность. Шок. Гнев.
Я улепётываю так быстро, как только позволяет гипс.
Из ванной.
Через весь дом.
Через застеклённую террасу во двор.
Забираюсь на спину моего раненого слона.
Где я могу кричать и ругаться на этот несправедливый мир.
На Карла Кобалински.
На Александра Скримшо.
На Ролло Тукаса.
На Академию Глобермана.
Но я не ругаюсь.
Потому что вижу лицо. Лицо за забором.
