Но пока до этого было далеко. Гамильтоны не отправились в имение лорда Уильяма, напротив, Эмма желала показать себя Лондону во всем блеске, наивно полагая, что Англия падет к ее ногам только из-за прежней красоты или заслуг перед Неаполитанским королевством.
Кроме того, она вовсе не собиралась расставаться с любовником, от которого должна вот-вот родить, Какая жалость, что у Нельсона жена не такова, как лорд Гамильтон! Они вполне могли бы поладить вчетвером, не мешая друг другу.
Нет, Фанни Нельсон явно, не такова! Значит, ей придется указать на ее место! Горацио Нельсон принадлежал Эмме, а она ему, любой должен это понять и принять. Если жена не поймет, тем хуже для жены.
Предстояла встреча двух женщин…
Эмма могла сколько угодно делать вид, что ее ничуть не беспокоит встреча с миссис Нельсон, в действительности она переживала не меньше самой Фанни. Предстояло с первой минуты показать, кто хозяин положения!
Фанни Нельсон ничего не собиралась показывать и доказывать. То, что муж влюблен в другую без памяти, она знала уже давно, а в предыдущий вечер во время встречи с Горацио после двухлетней разлуки поняла, что ничего исправить уже нельзя. Потому Фанни на хозяйку положения не претендовала, но она не могла придумать, как лучше выпутаться из этого самого положения, Горацио был привычно раздражен ее поведением, даже зол. Стоило ей сделать шаг ему навстречу, отшатнулся, словно от прокаженной. Она не стала касаться мужа, если ему противны ее руки, к чему настаивать?
— Я рада видеть тебя, Горацио. Если бы мы знали, когда вы приедете, подготовили бы торжественную встречу, Леди Гамильтон здорова?
При словах о встрече Нельсон почувствовал укор совести, ощутил свою вину перед женой снова, мгновенно захотелось ее в чем-то обвинить. Не найдя повода (не выговаривать же, что не сообщил о приезде заранее), буркнул:
— Ты бы о моем здоровье спросила…
— Тебя я вижу, выглядишь не слишком хорошо. Но, полагаю, ее здоровье тебе важнее собственного.
Последняя фраза дала повод, Нельсон взорвался:
— Она так много сделала для меня!
Фанни надоело унижаться, в глазах блеснули слезы, голос зазвучал громче (он вообще не поинтересовалсяженой, хотя бы из вежливости!):
— Устраивала пышные праздники и помогала терять авторитет? Потому ты привез ее даже в наш дом?
Нельсон понимал, что она права, от этого было еще хуже. Взвился, закричал:
— Придержи язык, Фанни! Что ты себе позволяешь? Я не могу пренебрегать своими обязанностями перед леди Гамильтон!
— А обязанностями передо мной можешь?
Лицо Нельсона не просто пошло красными пятнами, казалось, он вот-вот лопнет, как раздувшийся пузырь:
— Хороша встреча женой мужа!
— Мужу следовало помнить о том, что он муж, все это время…
Она выдержала все, спокойно повернулась и отправилась к себе в спальню. До утра лежала и молча плакала, не касаясь лица, чтобы назавтра не красных глаз и красного носа. Она не должна показывать свое отчаяние сопернице.
Хотя какая она соперница, — Эмма Гамильтон победительница, она завоевала Горацио Нельсона и с триумфом демонстрировала всему миру свою победу. Фанни вдруг поймала себя на том, что ей вовсе не хочется ввязываться в противостояние с леди Гамильтон. Если бы было возможно, она просто уехала бы домой, забыв о существовании этой женщины.
При одном условии, что Горацио не притащит ее в Раундвуд.
Стало немного страшно — любовница настолько околдовала Нельсона, что даже такое возможно. Но Фанни точно знала — отец Нельсона на ее стороне, если любовница Горацио появится в Раундвуде, она, Фанни, просто переедет жить к преподобному Эдмонду.
От этого решения стало легче на душе. Слезы высохли, она приняла свое поражение и не желала борьбы за Нельсона. Хороша или плоха леди Гамильтон, но Горацио любит ее, значит, так тому и быть. Мелькнула только мысль, почему это все терпит лорд Гамильтон…
Это все предстояло понять назавтра.
Фанни не подозревала, что отказ от борьбы за него Нельсон ставил жене в вину. Она не стала бороться, ничего не сделала, чтобы удержать его, значит, не так уж и нужен? Вот Эмма… да Эмма глаза бы выцарапала сопернице! Эмма настоящая женщина, не то что эта холодная рыба Фанни!
Подтвердив обоснованность своего выбора таким рассуждением, Нельсон почти успокоился, но еще долго мысленно продолжал упрекать жену во всех грехах, вернее, в тех немногих и для счастливой семейной жизни при условии взаимной любви или хотя бы уважения несущественных, что у нее нашлись.
Она бестолкова! Да, да, бестолкова! Сколько раз ей говорилось, что не стоит класть вместе разные вещи? О… много раз! Но Фанни снова и снова собирала его в поход как попало! Разве это жена? А как она боялась, когда приходилось перевязывать культю? Брезговала? Конечно, Фанни говорила, что боится неловкостью своих рук навредить мужу. Ну так надо быть ловчей!
К утру у несчастной Фанни Нельсон нашлось такое количество проступков, что Горацио откровенно не понимал сам себя: как он мог столько лет терпеть эту рассеянную неумеху?! Стало почти жалко себя из-за загубленных многих лет жизни.
А ведь они с леди Гамильтон знакомы давным-давно, когда встретились впервые, он еще не был калекой. Вот если бы их роман завязался тогда!.. Но тогда он не был героем и не был столь интересен такой женщине! О, какая это женщина, какая женщина!..
Мысли Нельсона перекинулись на Эмму и к жене уже больше не возвращались.
И вот они оказались все вместе в гостиной — Нельсон, как всегда, при своих наградах и регалиях, лорд Гамильтон, который тоже не преминул надеть свои, Эдмонд Нельсон, чуть осуждающе косящийся на сына, и две женщины — леди Гамильтон и леди Нельсон. Кто-то сказал бы «соперницы», но они сами знали, что нет. Первая — потому что была слишком уверена в себе и носила под сердцем ребенка Нельсона, вторая — потому что сама отказалась от ненужного соперничества.
Эмма, окончательно располневшая из-за беременности, с трудом помещалась в немаленьком кресле. Фанни почему-то стало смешно при мысли, что она может запросто придавить щуплого Горацио! Смешок сдержать удалось, но легкая улыбка по губам все же скользнула. Леди Гамильтон эта улыбка показалась обидной.
«Ну, я тебе покажу! Еще посмотрим, кто сильней!»
Натянутые приветствия, натянутые улыбки, за исключением той нечаянной, почти насмешливой. Говорить не о чем, один повод — продолжающаяся буря за окном.
— Неласково встречает нас Лондон…
Фраза леди Гамильтон повисла в воздухе, она словно обвинение Эдмонду Нельсону и Фанни, ведь это они были здесь, остальные прибыли издалека.
Фанни очень хотелось ответить: «Что заслужили!»
Но она промолчала, исподтишка разглядывая лорда Гамильтона. Более уставшего человека, казалось, не может быть. Если Нельсон просто устал физически, вымотался, то у лорда Гамильтона все сразу, он еле живой из-за беспокойной жизни, которую вел в последние годы по милости своей супруги и ее любовника, устал и душевно. Вокруг непрекращающиеся сплетни, на него практически показывали пальцем, мол, рогоносец. Лорд Гамильтон долго изображал полную уверенность, что любовь между Эммой и Нельсоном платоническая, казалось, при таком поведении сплетни утихнут, но ничего не стихало. А теперь эта «платоническая» привязанность уже выпирала у Эммы впереди, точно большой арбуз.
