— Он теперь на третьем отделении старшим табунщиком.
С опозданием Михаил подумал, что этими словами он мог нечаянно обидеть Будулая. Но у того улыбка опять блеснула из-под усов:
— Егор знает лошадей.
И это, оказывается, помнил Будулай. Только одно имя, разговаривая с Михаилом, он так ни разу и не назвал. А Михаил и боялся, что назовет, и хотел этого. Может быть, ради этого и приехал теперь на остров. Неужели этот человек, с жизнью которого навсегда и так по-страшному нелепо связалась жизнь Михаила, все еще не знает ничего?
— Что с тобой? — спросил Будулай.
— Ничего, — вставая, ответил Михаил. — Пожалуйста, перевези меня на своей моторке обратно.
К тому месту, где Михаил оставил свой самосвал, они причалили через минуту. Переодевшись и отдав Будулаю его армейские брюки и гимнастерку, Михаил из кабины самосвала еще раз вскользь оглянул берег, забитый «Жигулями», «Москвичами» и другими машинами, которые стояли под каждым деревом и под каждым кустом.
— Да, тяжелая у тебя служба, — посочувствовал он Будулаю. — Когда-нибудь они твой остров или сожгут, или живьем сожрут.
Будулай скупо усмехнулся.
— Это они сейчас еще только начинают съезжаться.
Продолжая скользить взглядом по берегу, Михаил вдруг вцепился в руль и высунулся из кабины самосвала, спрашивая:
— А ты не знаешь, что это за «Волга» на самом верху под лесополосой?
Будулай проследил за его взглядом.
— Светлая?
— Да, да, — нетерпеливо подтвердил Михаил.
— Она под каждый выходной приезжает сюда, — равнодушно ответил Будулай. — А что, знакомая она тебе?
— Один мой приятель на такой же ездит. Но вряд ли это он. Отсюда номера не разглядеть.
Будулай улыбнулся.
— Я за это время успел здесь номера всех машин заучить. — Он уверенно произнес: — РВ 54–15.
— Нет, у той «Волги» другой номер, — захлопывая дверцу самосвала, сказал Михаил.
* * *
Сколько помнил себя в должности начальника конезавода генерал Стрепетов, еще не было случая за все двадцать пять лет, чтобы, проводив столичных ревизоров до Ростовского аэропорта или железнодорожного вокзала, возвращался он потом домой в таком хорошем расположении духа. Обычно после подобных гостей, даже если и заканчивалось все благополучно, оставалось томительное чувство стыда и протеста против самого себя, что ему так и не удалось до конца удержать в берегах свой гнев, который готов был сокрушить всех и вся вместе с их рангами и чинами за их барственно снисходительную спесивость и глупые придирки при полном отсутствии знания донского коневодства. Жена, которой он потом, брезгливо морщась, рассказывал, что ему пришлось пережить за время, пока он вожжался с ревизорами, хвалила его за то, что он такой дипломат и в интересах дела не позволял себе унизиться до бесполезных пререканий с ними, а он, заново все переживая, с отвращением думал, что самое большое унижение как раз и состояло в том, что он уже научился себя усмирять, хотя бы и в интересах дела.
Правда, не без привкуса горечи возвращался он и теперь на конезавод после проводов комиссии во главе с замминистра. Но здесь уже ничего нельзя было сделать. Не о своей собственной шкуре надо было думать, и все, на что скрепя сердце пришлось пойти, было в сравнении с достигнутым результатом сущей мелочью, ерундой. Теперь уже можно было не сомневаться, что ядро донской элиты будет сохранено. Все и без сбоя по сценарию прошло, в деталях разработанному на объединенном заседании дирекции, парткома и рабочкома. И на первом отделении, где еще до объезда комиссией табунов для нее к завтраку была открыта бочка вина, Шелоро с другими цыганками и цыганами скомплектовали такой концерт, что замминистра, вставая за столом с бокалом, торжественно пообещал, что сразу же по приезде в Москву позвонит самому Николаю Сличенко, чтобы он лично командировался за такими талантами на конезавод. И на совместном обеде на границе второго и третьего отделений, где Шелухин с Ожогиным под тополями за столом выдали с хором казаков и казачек одну за другой такие донские песни, что и все члены комиссии стали подпевать. Умница Тимофей Ермаков, догадался, что одной бочки для полной гарантии благополучного исхода такой операции, как сохранение донского коневодства, будет мало. А на третьем отделении, где под руководством Егора Романова так разутюжили бульдозерами и грейдерами ипподром, что, когда потом одна за другой волнами стали выплескиваться на скаковую дорожку стянутые сюда со всего конезавода призовые жеребцы и кобылы, замминистра мгновенно протрезвел и повернул к генералу Стрепетову испуганное лицо: «Да скорее я сам лягу под нож на колбасу, чем позволю такую красоту погубить!» Потом за ужином, когда уже заканчивали вторую бочку, он опять поднялся во весь рост за столом и на глазах у всех разорвал на четыре части привезенный им проект о превращении конезавода в овцесовхоз, заверив присутствующих, что по возвращении в Москву еще доберется до авторов этого антигосударственного документа.
Однако наверняка зная, что у замминистра еще должны быть в запасе и второй, и третий экземпляры проекта, а среди членов комиссии обязательно есть и кто-нибудь из его соавторов, генерал Стрепетов для подстраховки лично проследил, чтобы все до единого двенадцать сувенирных бочонков были погружены в фургон, сопровождающий автомашины с гостями до вокзала в Ростове.
Водитель «Волги» генерала Стрепетова видел своего начальника в таком настроении впервые. Значит, задуманная генералом со своим штабом операция удалась на все сто процентов и туча, нависшая было над конезаводом, рассеялась. Михаил Солдатов не зря ездил за Дон. Тому, кто хотя бы мало-мальски знал генерала Стрепетова, невозможно было бы и представить, чтобы он согласился из начальника над племенными табунами превратиться в начальника над отарами овец. И теперь водитель, искоса поглядывая на генерала, позволял себе поощрительно улыбаться, слыша, как тот время от времени начинал намурлыкивать себе под нос те самые песни, которые высокопоставленные гости из Москвы научились подхватывать вслед за хозяевами за столами, богато накрытыми под тополями в табунной степи. Настроение начальников, как известно, передается их шоферам, и машина генерала Стрепетова, едва успев выехать из Ростова, тут же и помчалась по шоссе с такой скоростью, что придорожные лесополосы уже не с шорохом, а с гулом стали отлетать по сторонам назад. Генерал Стрепетов любил быструю езду, но теперь, прервав свое мурлыканье, предостерег водителя:
— Тебе что, скипидаром под хвост плеснули? Давно не прокалывали талон? Смотри, хоть перед Осиным гнездом придержи…
Осиным гнездом водители машин называли между собой пост ГАИ на перекрестке дорог за Ростовом. Предупреждение генерала оказалось как нельзя более своевременным. Подъезжая к посту ГАИ, водитель едва успел сбавить скорость, как от застекленной будки отделился дежурный автоинспектор и повелительно взмахнул перед «Волгой» жезлом. Но, когда уже с близкого расстояния автоинспектор рассмотрел на плечах у пассажира «Волги» погоны с вытканными золотыми звездами, он козырнул:
