— Ничего не поделаешь, Будулай, нет у нас теперь кузни. Но если разобраться, то и невыгодно нам стало ее содержать. Те же самые лопаты или тяпки в новых мехмастерских у нас теперь, как с конвейера, сходят. А чтобы подковать каких-нибудь три-четыре десятка еще оставшихся лошадей, нам никакой начфин штатную единицу не утвердит. — И при этих словах Тимофей Ильич не смог удержать вздоха. — Гораздо дешевле у тех же твоих проезжающих родичей подковы на зерно выменивать. Совсем тает конское поголовье, скоро уже и цыгану нечего будет украсть. Постой, постой! — Тимофей Ильич испуганно метнулся за Будулаем, который при этих словах встал и молча пошел к двери. — Я же не сказал, что никакой другой подходящей должности у нас не найдется для тебя. Садись. — И, положив руки Будулаю на плечи, он вернул его в кресло у стола, опять сел напротив и, наклонясь, дотронулся до его колена. — Если хочешь знать, мне в данный момент как раз и не хватало тебя. — Он тут же чистосердечно поправился: — Конечно, не то чтобы лично тебя, а такого же фронтовика, который еще не успел после войны в компаниях с дружками себя разменять. — С сочувственным вниманием Тимофей Ильич окинул взглядом плечи и положенные на подлокотник руки утонувшего в кресле Будулая. Показалось Тимофею Ильичу, что тот смотрел на него из-под полуприкрытых век каким-то дремлющим взглядом. — Правда, и ты что-то сдал, Будулай. — Он с укоризной спросил: — С кем это, говорят, угораздило связаться тебя? — Тимофей Ильич увидел, как неподдельное удивление блеснуло при этом вопросе из-под век Будулая, но тот ничего не сказал. — И с какой это радости тебя в блиндаж зимовать занесло? Надеюсь, не от милиции спасался там?
Впервые улыбка тронула уголки губ Будулая.
— Нет. Мне этот блиндаж давно знаком.
— Но ты же в нашем пятом донском служил?
— Это уже после госпиталя. В июле сорок второго наша стрелковая рота с этого острова раздорскую переправу прикрывала.
Теперь уже Тимофей Ильич, качнувшись в своем кресле вперед, положил обе руки на колени Будулая:
— Ну тогда, как говорится, мне тебя сам бог послал. Поскольку ты этот остров уже в самые тяжелые годы своей грудью защищал. — Видя, как Будулай, с недоумением взглядывая на него, пошевелил на подлокотнике кресла рукой, Тимофей Ильич поспешил предупредить его: — Нет, ты не подумай, что я хочу тебя на должность какого-нибудь сторожа спихнуть. Единственный на весь район еще остался остров с дубовым лесом, и все кому не лень стараются его дерево по дереву растащить. Летом эти проклятые браконьеры, конечно, на лодках много не увезут, а зимой они по ночам прямо на лесовозах по льду переезжают и столетние дубы с тополями и вербами пилами «дружба» подчистую стригут. Если и дальше так пойдет, то скоро от острова останутся одни пеньки.
В эти минуту накудрявленная, как белый барашек, секретарь, приоткрыв дверь, заглянула в кабинет Тимофея Ильича.
— Все члены правления, Тимофей Ильич, давно уже в сборе.
Тимофей Ильич отмахнулся.
— Еще подождут, Я тоже здесь не в шахматы балуюсь. — И подождав, пока дверь кабинета закрылась, он опять повернулся к Будулаю. — Поскольку вся эта шушера предпочитает по ночам орудовать, то и тебе тоже придется ночь на день перевести. Ночами будешь дежурить на острове, а днем отсыпаться в хуторе у Клавдии Петровны Пухляковой. У нее тебе никто не будет мешать. Все дети от нее уже разъехались, будете жить только вдвоем. Я твой выбор целиком и полностью одобряю, Будулай. — Но, увидев, как Будулай, поднимая лицо, с явным удивлением взглянул на него, Тимофей Ильич тут же и поправился: — Я в том смысле, что она не только как хозяйка, но и вообще самая порядочная женщина у нас в хуторе. — Вставая с кресла, Тимофей Ильич решительно протянул ему руку. — Считаю, мы обо всем окончательно договорились, Будулай. С сегодняшнего дня и бери над островом ключи от власти. Зайди к старшему кладовщику, двустволку возьми. В лесу ночи темные, а эти молодцы, бывает, не с пустыми руками наезжают. — При этом Тимофей Ильич старался поглубже заглянуть в глаза Будулая, который тоже поднялся со своего места. — И как это тебя, бывшего разведчика, так обработать могли?
Но встретил Тимофей Ильич все тот же недоуменно-непонимающий взгляд Будулая. Непроницаемая сизая дымка застилала его.
Когда через пять минут Тимофей Ильич вошел в зал заседаний, члены правления колхоза набросились на него сразу со всех сторон:
— Совести, председатель, у тебя нет, битый час ждем!
— Как будто у нас никаких других дел нет!
— Забюрократился, Тимофей Ильич!
— Как новую «Волгу» завел, через губу не плюнешь.
— Придется об этом на отчетно-выборном собрании поговорить.
Под градом этих реплик Тимофей Ильич спокойно прошел через весь зал заседаний на свое место в конце длинного стола с приставленным к нему в виде буквы Т другим небольшим столом и, пододвинув под себя ногой стул, положил обе сжатые в кулаки руки на шероховатое зеленое сукно.
— Все выговорились? И ты, Клавдия Петровна? Вот и хорошо. Только вот отчетно-выборным собранием вы грозили мне зря. — Сунув руку за борт пиджака, он вынул и развернул на две стороны лицом к членам правления красную книжечку. — На свои персональные сто двадцать рублей плюс тринадцатая зарплата я в любой момент готов перейти. Вы же сами на прошлогоднем собрании… — Голос у него слегка дрогнул, и Тимофей Ильич, повернув раскрытую пенсионную книжку к себе, стал внимательно рассматривать ее, — Неужто это у меня за послевоенные годы уже такая сытая рожа стала? — Из конца в конец длинного стола, за которым сидели члены правления, прокатился смех, но Тимофей Ильич тут же и захлопнул книжку, сунул ее за борт пиджака. Взглядом он обежал стол с тяжелой коричневой скатертью: — Тебе, Клавдия Петровна, я бы посоветовал меньше всего шуметь. Можно подумать, что это я у себя в кабинете целый час только свои личные проблемы решал. — Тимофей Ильич опять положил обе руки на стол: — А сейчас мы попросим нашего уважаемого главного механика рассказать, как это ему вчера удалось спустить под лед целую скирду люцерны вместе с трактором и с прицепом.
* * *
Заявляясь к Клавдии по воскресеньям с маленькой Настей на руках, Екатерина Калмыкова шумно восторгалась:
— Ого, ты, оказывается, его сразу же и запрягла. С первого взгляда можно догадаться, что в доме появился мужик. Крылечко у тебя еще бы лет десять под ногами из стороны в сторону ходило, а теперь на нем хоть буги-вуги пляши. Что я, конечно, и сделаю, когда ты меня на свадьбу позовешь. Да он уже успел тебе и летницу перекрыть?! Ну и ну, как новенькая стоит. Скоро совсем неузнаваемым станет твой запущенный двор. И откуда только у него после ночных боев на острове с браконьерами силы берутся? А ведь надо их и для кое-чего другого приберечь. Вот что значит на все руки цыган. Ты мне не уступишь его на денек-другой? — И тут же, отгребаясь от возможных подозрений, Екатерина выставляла перед собой ладони. — Спаси бог, чего-нибудь еще не подумай, мне бы только кто-нибудь на моей сиротской усадьбе молотком постучал. Правда, Настя? — Посадив себе на руку дочку, она начинала ловко подбрасывать и опять ловить ее. Девочка от восторга захлебывалась беззубым смехом. Выпрастывая из кофты большую белую грудь, Екатерина приказывала ей: — А теперь и делом займись. — Тотчас же раздавалось удовлетворенное смоктание, и ничто уже не могло помешать Екатерине завершить разговор: — А еще брешут, что цыгане ленивые. Будто они и водку только на деньги, заработанные своими ворожеями, пьют. Если бы все наши хуторские казаки были такими ленивыми, как твой Будулай! Пока их жены на огороде и на винограднике вкалывают, они больше у сельмага о третьем примкнувшем мечтают и холодок ищут… А теперь правильно, спи, спи! — Вынимая изо рта у своей засопевшей дочки коричневый сосок и пряча грудь под кофту, она опять наступала на Клавдию: — Но если ты его и дальше будешь так же беспощадно эксплуатировать, то даже он в один прекрасный день может по своей привычке от тебя откочевать. Смотри старайся его теперь покрепче держать и, как своего Дозора, на хороший цепок примыкай.
