Вдобавок еще Роланд. Она была так благодарна Зоуи и Руперту за то, что их всех пригласили на обед, и поняла в тот раз, что ей действительно нравится это шумное семейное сборище с общими шутками и воспоминаниями, традиционными рождественскими угощениями, симпатией, которую все присутствующие, казалось, питали друг к другу. Она наслаждалась чуть ли не мифическими преданиями о давным-давно почивших предках, вспоминала рассказы Дюши о том, что ее мать на Рождество дарила слугам по куску дегтярного мыла «Райт» и по носовому платку с вышитыми тамбурным стежком инициалами каждого, а Бриг брал в полиции лошадь, чтобы разъезжать по Лондону, куда ему вздумается, и так далее. День прошел восхитительно, и она, ложась в постель, вдруг поняла, что не только не скучала по Эдварду, но и вообще не вспоминала о нем. Но далеко не все последствия оказались настолько же приятными.
На следующий день, когда она спросила Роланда, понравилось ли ему, ожидая простого и воодушевленного ответа, он сказал: «Конечно, понравилось. Для разнообразия просто класс. Было очень весело». И добавил:
– Мама, почему бы нам не встречаться с родными почаще? Я почти не вижусь с двоюродными братьями и сестрами, хоть они не имеют к отцу никакого отношения. На прошлое Рождество все они собирались в Хоум-Плейс, а мы не ездили. Мы, как обычно, изнывали от скуки здесь.
«Как обычно, изнывали от скуки»! И это после всех ее стараний сделать праздники запоминающимися для него. Он понятия не имел, чего ей это стоило…
И вдруг она иначе взглянула на их с Роландом жизнь. Осознала, что да, на домашнем фронте она делала все, что могла, но вину за эмоциональную пустоту и отсутствие в доме хоть какого-то веселья целиком возлагала на отсутствие Эдварда. Короче, во всем перечисленном был виноват он, а она – совершенно не при чем. И расплачивался за это Роланд. Он был преданным, терпеливым и ласковым с мисс Миллимент, но на каникулы приезжал в дом к двум несчастным старухам. Эдвард, казалось, не проявлял к нему никакого интереса, и тоже по ее вине. Его уход вызвал у нее такую ожесточенность и враждебность к его новой жизни, что любые попытки Роланда сблизиться с ним она воспринимала как предательство.
Этих озарений она так устыдилась, была настолько парализована ими, что не знала, за что хвататься, но прежде чем принялась извиняться и обещать, что в будущем все изменится, он снова заговорил:
– Я тут подумал, мама: не согласишься ли ты, если сегодня мисс Миллимент навещу я? Я же знаю, как тебе грустно бывать у нее, и ты в этом не виновата. Ты всегда относилась к ней замечательно, а мне не составит труда съездить к ней. Мне все равно нечем заняться, а ты могла бы как следует отдохнуть.
Она взглянула на него – он довольно рискованно чистил ногти перочинным ножом, – и поняла, что перемены должны начаться немедленно.
– О, милый, это был бы ангельский поступок с твоей стороны! А я как раз подумывала, не поужинать ли нам сегодня где-нибудь в городе, и тебе стоило бы выбрать какое-нибудь шикарное заведение – любое, какое захочешь.
Он заметно смутился.
– Вообще-то я вроде как собирался провести начало вечера у Симпсона.
– Это меня вполне устраивает. Поужинаем попозже. И я несказанно благодарна тебе за готовность проведать мисс Миллимент. Но имей в виду: возможно, она так и не поймет, кто ты.
– Ничего страшного. Не надо так беспокоиться, мама. С тобой все будет хорошо сегодня вечером, да? Ты не против побыть одна?
– Конечно, я не против.
– Тогда ладно. Я пошел.
Он коротко обнял ее и удалился. Хлопнула входная дверь, в доме стало очень тихо. Нет, я не против побыть одна, мысленно ответила она. Потому что это мне и предстоит, когда Роланд уедет в университет, а мисс Эм больше не будет дома. Так что придется мне либо полюбить одиночество, либо подыскать квартирантку. Или перебраться в жилье размером поменьше: этот дом все равно окажется слишком велик, когда Роланд закончит учебу. Она считала правильным не увлекаться оправданиями, поскольку не могла поручиться, что они не окажутся пронизанными жалостью к себе и сопровождающим ее подспудным самоненавистничеством.
Гораздо позднее, уже ночью, когда нахлынули всевозможные беспорядочные и незваные мысли, одна из них внезапно поразила ее: наверняка и она сама имела некое отношение к причинам, по которым Эдвард ушел от нее.
Хью, Рейчел и банк
Он сделал все, что было в его силах, чтобы утешить ее, и она преисполнилась трогательной благодарности. В первый из двух вечеров она рассказала о Сид, об ужасных неделях перед ее смертью. При этом она плакала не переставая, но, по крайней мере, ее было кому слушать, так что часть бремени спала с ее души.
– Я знаю, ты прошел через все то же с милой Сибил. Ты понимаешь, как это страшно – видеть невыносимые страдания любимого человека и понимать, что единственное избавление для него – смерть. Я с радостью умерла бы за нее.
– Возможно, быть тем, кто остается, труднее, – еще не договорив, он понял, что к нему это не относится: у него были дети, нуждающиеся в заботах, а у Рейчел нет ничего. Он взял ее за руку. – Так больно, как сейчас, будет не всегда. Конечно, ты никогда не разлюбишь ее и не перестанешь по ней скучать, но со временем переносить горе станет легче. Можешь мне поверить. Знаешь, мы ведь все любим тебя.
Позднее, когда они уже собирались ложиться, она сказала:
– Видимо, теперь мне придется покинуть этот дом. Роскошествовать в нем одной обойдется слишком дорого.
Нет-нет, да НЕТ же, заверил ее Хью. Это ее дом: ей вообще незачем уезжать отсюда, если не хочется. Они с Рупертом и впредь будут брать на себя свою долю расходов, семьи станут приезжать сюда на каникулы – как в прежние времена. Он заметил слабый проблеск оживления на ее лице – если и не улыбку, то хоть какое-то облегчение.
На следующей неделе состоялись похороны в присутствии Руперта и Арчи, они привезли огромный венок из одних только подснежников, чем несказанно порадовали Рейчел. Хью объявил, что останется на ночь, поскольку понимал, каким унылым покажется ей дом, если после поминок разъедутся все сразу.
Тем вечером, за превосходным рыбным пирогом, испеченным миссис Тонбридж, он так мягко, как только мог, предложил Рейчел некоторое время погостить у них в Лондоне.
– Джемайма просила меня спросить у тебя, потому что она была бы рада дать тебе возможность хоть немножко отдохнуть.
Нет, бесполезно. С их стороны очень любезно пригласить ее, но она, пожалуй, останется здесь. Поспешил с приглашением, подумал он. А вслух сказал, чтобы она без стеснения сообщала ему, если вдруг сочтет нужным переменить обстановку.
На следующее утро ему пришлось уехать рано – у него была назначена встреча в банке. Уже некоторое время он боялся ее и теперь особенно злился на Эдварда, который не пожелал присутствовать. Он не явился и на похороны, что Хью счел неблагоразумным поступком с его стороны. Эгоистичным и малодушным. Он знал, как грубо Диана обошлась с Сид, но от нее никто и не ждал приезда. А Эдвард мог проявить участие, пусть и не афишируя свое появление.
