Я стал гораздо сильнее за те шесть лет, что он среди нас прожил. В тот год, когда Бриан остановился у нас, он также провел на Бласкете Рождество. После того как Бриан уехал, я посылал ему описание пережитых событий – день за днем, на протяжении пяти лет. И он не успокоился, пока я вкратце не описал ему собственное существование и то, как я провел жизнь. Поскольку я не привык никому отказывать, то принялся за дело и продолжал его последние пятнадцать лет, покуда он не перестал интересоваться написанным мною. Мне это было очень удивительно и вместе с тем непонятно, ведь я напрасно вложил столько труда. Но коль случилось так, что еще один хороший человек попросил меня переслать ему последнее из того, что я написал, я сделаю это с великой радостью. Я по-прежнему продолжал жить все той же жизнью, люди приезжали ко мне один за одним. И с каждым из них у меня бывали встречи, даже с теми, кто не вызвал бы особого интереса, и все они приносили некоторые пожертвования. Я рыбачил на скалах, и каждый год у меня было вдоволь картошки. Гэльская лига
[139] существовала уже пять лет к тому времени, как я оказался в нее вовлечен. Несмотря на все тяготы, что я принял на себя, я упорно работал год за годом и ныне работаю еще упорней – ради языка нашей страны и во имя предков. Если я написал и изложил на этом языке столько же, сколько любой другой, это уже немало, но в последнее время я получаю вспомоществование от уважаемой Лиги, да сбережет их Бог.
К. В. ф[он] Зюдов – О’Сорха (Швеция)
[140]
Этот благородный человек приезжал к нам несколько раз. Однажды в воскресенье он был у меня и читал сказ «Финн и Лоркан»
[141] с лучшим выговором и произношением, чем у многих других в стране Ирландии. Не обошлось без того, что он пригласил меня приехать к нему на праздники когда-нибудь в будущем. Во время последней встречи он сказал мне, что хотел бы сам обучать ирландскому языку, когда вернется домой.
Из Королевского колледжа в Кембридже, Англия. Он побывал у нас три раза в течение трех лет подряд, и ему все еще мало.
Томас О’Рахилли
[143] частенько бывал у нас каждый год на каникулах – тот самый, кто прислал мне большинство моих книг, и мне это очень-очень нравится. Шон О’Кылянь из Дун-Кормака провел со мной три года. Ему не нужны ни должность, ни работа в конторе, зато ему хочется лучше понимать язык своих предков. По моему мнению, нелегко будет найти человека, который превзойдет его в языке. Тайг О’Келли, Патрик О’Брэнань – да я и половины их всех не упомню; Шон О’Кисань и т. д.
Общение с ними не составило мне большого труда. У меня не было особых денежных затруднений с первого же дня, как я увидел Марстрандера, и до сего дня, слава Богу. Пусть никто из них не знает ни нужды, ни болезней.
Этот священник провел со мной три года в первый раз, когда он приехал. Он каждый день читал для нас мессу. Затем он возвратился, и я провел с ним месяц. Мы помогали друг другу вносить исправления в «Золотые звездочки». Просиживали по целых восемь часов каждый день, дважды в день: четыре часа с утра и четыре – после обеда, месяц напролет. Этот месяц больше всего отвлек меня от работы и на земле, и на море. Кроме того, я пришел в особую ярость, когда обнаружил, что тот, вместе с кем я так тяжко и долго трудился, даже не упомянул, что кто-то подобный вообще ему помогал. Возможно, это не показалось бы мне столь скверным, поступи так любой другой ученый – здесь или там, – но только не церковный человек. Однако если бы не было кривых путей, чтоб попасть на небеса, а лишь прямая дорога, нам было бы слишком просто! Нескоро заполнится праведниками рай, и конец света настанет нескоро, что бы там люди ни думали. Да не позволит Бог пресечься роду людскому, будь пути его прямыми или окольными!
* * *
Один из моих сыновей пробыл в Америке двенадцать лет. Воротился домой – он сам, его жена и двое детей. Они плыли на пароходе вместе с архиепископом Манногом, когда судно захватили в плен в заливе Корка. Сын провел со мной всего полгода, а затем вновь покинул меня. Когда они приехали, не было ничего – ни охоты, ни рыбалки, и они тратили те небольшие деньги, которые привезли с собой. Сын сказал мне, что, если жизнь пойдет так и дальше, он израсходует все, что привез, до последнего пенса, и тогда ему будет некуда деваться. Я не возражал ему, а сказал, что, наверно, он прав.