Так вот. Когда тебе надобно что-то делать, следует делать это должным образом, прилагая все силы, – или сдаваться. Поэтому мы бросились к нашему лучшему нэвогу, подготовили его со всем тщанием, а затем пошли в дом, где находился буйный.
Часто бывает не так, как полагают. Вот и на этот раз было то же. И в голову бы не пришло, что с ним вообще что-нибудь не так, когда мы надевали на него одежду и все прочее, и к причалу он шел с нами точно так же, как всегда ходил до этого.
Мы отчалили; отец сидел вместе с ним на корме, а мы четверо усердно гребли, пока не достигли гавани в Дун-Хыне. Потом мы пустились в обратный путь, а они двинулись по дороге в сторону Дангян-И-Хуше. За время пути малый не устраивал никаких проделок в присутствии отца, хотя возница, который их подвозил, подумал, что поездка будет нелегкой, если парню не связать покрепче руки.
Отец собрался домой на следующий день, когда сына мирно разместили там, куда его определили. Как только я услышал, что дядя едет домой, – сразу отправился посмотреть, как у него дела, но он весь обратный путь не проронил ни слова.
* * *
Прошло еще совсем немного времени, и мне суждено было вынести гораздо худшее испытание, потому что после всех этих событий скончалась моя хозяйка, и мне пришлось выдержать все, что дулжно, дабы предать ее земле. Я был ошеломлен и совсем сбит с толку. Хотя после ее смерти со мною рядом остались две маленькие девочки, от них таких не было никакой помощи. Но даже если бы она и была, в тот день, когда один супруг навсегда покидает другого, у оставшегося все валится из рук, и вот так оно со мной и сталось. Пришлось заниматься попросту всем вокруг, но, несмотря на все мои усилия, из этого зачастую ничего не выходило. В этот раз отчаяние меня так просто не отпускало, хотя я старался стряхнуть его с себя день за днем – и, конечно, тщетно. Не мог с этим справиться; всегда случалось что-то, что раздувало угли моей утраты.
Подошло время ловить макрель. Этим мы и занялись по ночам, стараясь днем делать свою обычную работу.
Однажды ночью мы вышли в море, и уж это была всем ночам ночь. Погода стала быстро портиться, и нам нужно было подойти ближе к земле, чтобы найти укрытие. Вскоре к нам присоединился еще один нэвог. В сетях у него – большой улов, а это означало, что рыбу ловить получилось бы, если бы не мешало ненастье. Через какое-то время непогода немного улеглась, и мы вывели в море все наши четыре нэвога.
Мы достигли места, где человек с другой лодки приметил рыбу, и забросили сети, и едва ушла в воду с лодки последняя ячейка, как снова разыгрался шторм – и гром, и молния, – так что впереди ну вообще ничего не было видно.
Я сказал, что сеть надо снова вытягивать, и со мной никто не спорил. Случилось так, что сам я был на корме лодки, поэтому подскочил к сети и схватился за веревку. Тянул на себя до тех пор, пока у меня в руках не оказалась сеть. Мы ее тащили вдвоем – один за поплавки, другой за основание. Редко кому выпадал такой тяжелый труд – тащить сеть вдвоем при подобных порывах ветра и волнах. Когда мы втянули последний кусок, кругом уже не было видно ни зги из-за дождя и ветра. Мы поставили весла и налегли на них все разом. Больше нам ничего не оставалось делать, потому как головы наши были опущены, пока мы тянули сеть, а человек на носу подсказывал нам, что мы должны делать. Сам он поднял голову, стараясь не упускать из виду земли, хотя и он, как мы сами, в конце концов, мало что различал и вел почти на авось.
Наконец мы добрались до того же места, откуда вышли, а один из нэвогов оказался там перед нами. Это была та лодка, которая вытащила нас из укрытия, когда с нее заметили рыбу. Люди из той лодки обрезали свои сети, и на борту у них осталась только половина улова, но их это уже нисколько не тревожило. Двух других наших нэвогов по-прежнему не было видно, однако скоро они сумели добраться до нас.
Это был первый раз, когда море по-настоящему напугало меня, но еще не последний. Неважно, если есть один или двое таких, кто боится, если у остальных рядом с ними нет страха. Но в этот раз любой из тех, кто был в четырех нэвогах, думал, что эта ночь – худшая из всех, что им доводилось пережить.
Вот. Когда мы пришли в гавань, шторм почти унялся. Мы посоветовались и решили, что, наверно, остаток ночи будет тихим, а рыба обычно поднимается после бури на поверхность, и, может, хороший улов станет нам наградой за все пережитое.
Так и вышло. Мы сделали все, как условились, и нагрузили нэвоги доверху, так что они едва не зачерпывали воду, а потом все разошлись по домам, и у каждого получился хороший ужин посреди ночи. Погода успокоилась, и, когда управился с едой, я снова пошел к причалу. Один за другим наши ребята выходили из домов и направлялись к нэвогам. Другие рыбаки на Острове спокойно проспали всю ночь.
Мы снова вышли в море на своих четырех нэвогах и отправились прямо в то место, где заметили рыбу во время шторма. Забросили сети и вскоре услышали, как рыба плещется, набиваясь в них. Нэвог, у которого сети были неполными, мог взять часть улова с другого нэвога, который уже не мог вытащить больше. После всех наших заходов нам пришлось выбросить часть улова в море и отпустить часть рыбы из сетей. Наступало утро, и четыре нэвога подошли к причалу, заполненные рыбой до предела, выловив столько макрели, сколько едва могли свезти.
Утро выдалось удивительно тихим, и наши четыре нэвога отправились по морю в Дангян-И-Хуше, потому что там можно было получить по лишнему шиллингу за сотню. И, поскольку у нас было много лишней рыбы, мы подумали, что так будет интересней, чем идти с ней сначала в Дун-Хын, а потом платить за лошадь, чтобы довезти до города.
Мы подняли паруса, потому что дул хороший попутный ветер, а это нам оказалось очень кстати, раз нэвоги загружены доверху. Наконец мы добрались до городского причала, что не заняло много времени, и один перекупщик забрал у нас весь улов по пятнадцать шиллингов за сотню.
Пословица гласит: у праздных бездельников рыба не в обычае. У нас рыба была, потому что мы – не праздные бездельники, а вот у наших родичей, которые всё проспали, никакой рыбы не было.
В тот раз мы получили полный кошелек денег. На каждый нэвог причиталось больше трех тысяч шиллингов. Сперва мы пошли в харчевню, а потом в паб. А еще мы спели с полдюжины песен. Ничего удивительного. Если среди наших земляков и попадались бедняки в то время, то уж точно не мы. Мы пили и ели в свое удовольствие, а голос звонкой монеты все еще громко звучал в наших карманах.
* * *
Прежде чем мы покинули город, нам передали, что парень с Острова, сын Диармада, в порядке и что надо сказать его отцу приехать и забрать его. Хотя была уже поздняя ночь, когда мы добрались до дома, я, разумеется, не стал ложиться спать, пока не пошел и не поделился доброй вестью со своим старым дядей.
Назавтра было воскресенье, и я думал, что снова буду в разъездах, потому такая ночь не для рыбалки. Диармад понял, до чего я вымотался, и не стал меня беспокоить.
Ну так вот. Парень вернулся туда, откуда уехал, поздним вечером в воскресенье. И, конечно же, все, кто был в деревне, расспрашивали о нем. В первые дни после приезда ничего плохого по нему заметно не было и все решили, что недуг его отступил. К сожалению, все эти речи лишь выдавали желаемое за действительное, а когда желаемое выдают за действительное, чаще всего небеса глухи к таким желаниям. Примерно через три месяца после того люди начали замечать, что характер его стал неуравновешенным, и родичи стали за ним приглядывать. Однажды ночью, когда все в доме спали, он сбежал, и утром его не нашли.
