Немного прошло времени, как штаны у меня на заду порвались, а сквозь дыру стала проглядывать рубашка. Мать сказала мне, что надо пришить на зад заплату, до того как пойдет спать. Так она и сделала, и попрощалась со мною до утра, объявив, чтоб я внимательно смотрел за штанами и больше их не рвал, а не то хорошенько получу хворостиной.
Был замечательный день. На завтрак мне дали куриное яйцо, кружку молока и что-то там еще, кажется, картошку. Все это я ел на глазах у старой ведьмы-соседки. Но речи ее всегда звучали по-другому, когда она видела, что я становлюсь крепче и резвее:
– Светик ясный, – приговаривала она, – набирайся покамест сил, и станешь настоящим мужчиной!
И в этом она тоже ошибалась, ведь с тех пор никто как-то не замечал, что у меня есть хоть что-то общее с Оскаром
[10]. Она, как тот кот, всегда мурчала для собственной пользы, потому что мой отец приносил домой всяческую добычу, а муж ведьмы ничему такому обучен не был. Приживальщик и неумеха он был, что в холмах, что в поле. При этом поживиться изрядным куском ей всегда удавалось как раз в нашем доме.
Меня же тем временем прямо-таки распирало: переполняла гордость, серые штаны сидели на мне плотно, живот у меня набит по самое горло. Пусть кому-то в мире приходилось туго, а вот мне в эту пору ни до чего дела не было вовсе.
На исходе утра меня отпустили на Белый пляж, и Майре вместе со мной. По пути на пляж я несся во весь дух. Майре внимательно осмотрелась и увидала идущую с юга от Клюва
[11] клином стаю морских свиней. Они не остановились, пока не поравнялись с нами прямо против пляжа. Плавники у них были подняты высоко, как паруса, и шли они впритирку друг к другу, словно косяк рыб. Майре часто видела их по отдельности, по нескольку голов, но такое большое стадо – ни разу. Сестра решила, что они сейчас выскочат прямо на пляж, и ее обуял страх. Она усадила меня к себе на спину, и так мы добрались до дому.
Когда мы пришли, мать объявила, что идут лодки и несколько уже ходят вокруг морских свиней, стараясь загнать их на пляж. Три больших лодки с неводом в то время было на Острове, а семь штук – в Дун-Хыне. Все они до единой собрались сейчас вкруг морских свиней. Рыбаки с Острова пытались выгнать их на берег, а люди из Дун-Хына куражились над соседями и не забрасывали сетей. Наконец одна свинья выскочила на берег, на чистое сухое место. Один славный малый пустил ей кровь, и в ту минуту, как остальные учуяли запах крови, все они ринулись по кровавому следу вперед, на сухой берег.
Когда на лодках с Дун-Хына увидали, что у них под носом настоящее богатство, а люди на берегу пускают кровь свиньям, они живо устремились туда, чтобы набить себе домой полные лодки. Но те, что там были, не уступили им ни одной свиньи. Не пришлось долго ждать, как крови на людях стало столько же, сколько и на свиньях, которых островитяне гнали через пляж все дальше, изрезанных и пораненных. Была там одна лодка из Дун-Хына, рыбаки с нее никого и ничего пальцем не тронули. Люди с Островов отдали им лучшую свинью из всего стада. А шесть других лодок воротились домой, так ничего и не заполучив, а некоторые из них и до берега добраться были едва способны.
Вселенский труд был – оттащить всех свиней домой и засолить их. Но лениться никак нельзя, потому что в те времена долго бы вам пришлось выменивать хотя бы одну такую свинью на домашнюю. Лицо у моего отца было красным – от его собственной крови и от свиной. Но я все равно его узнал, такой я был не по годам развитый.
Я потешался над старой соседской ведьмой, когда та пришла, волоча огромную корзину свиного мяса на собственном горбу. Можно было подумать, будто и сама она, вместе с корзиной, вылезла из морской свиньи – настолько вся она вымокла в крови. Но она все же заработала себе некоторое уважение, поскольку едва не убила капитана лодки из Дун-Хына ударом лопаты.
С того дня у островитян не было недостатка в морской свинине целый год и один день. Не было бы и два года после, если б не родичи и знакомые повсюду за пределами Острова, с которыми они были связаны. Воспоминания о событиях того дня никогда не оставят меня, проживи я еще хоть двести лет. Каждый был тогда красным от крови, а не бледным или смуглым. И еще вот к чему я был в тот день близок – да и Майре вместе со мной: это погибнуть на пляже прежде любой морской свиньи или ее детеныша, если бы нас втянуло в ту потасовку, когда выскочили свиньи. На исходе того дня старуха-ведьма ужинала у нас.
* * *
Когда я был совсем маленьким, я слышал историю про Корабль пшеницы. Вот еще один пример того, что приносит морская буря, совершая тем самым для нас благо, покуда другие люди страдают от пережитого зла без меры.
Того года, когда это судно разбилось у Белого пляжа, я не помню, потому что тогда меня еще не было, да никто и не ждал, что я появлюсь. Но мне известны все связанные с ним события, и то, скольких спасло оно от смерти в Дурные времена, и как оно плыло, и как потеряло всю команду, разбившись о берег, и никто не смог избавить их от гибели. Этот урок я получил от нашей соседки и от моей матери, поскольку они часто беседовали об этом меж собою.
У корабля не осталось ни клочка парусов, кроме единственного лоскута на передней мачте. И пришлось направить судно к Белому пляжу, но разбилось оно вдалеке от него, потому что было тяжко нагружено. Люди на борту связали веревкой доски, но у них не вышло добраться до суши. Говаривали, что никто не видал шторма страшнее, чем в тот день. Ветер дул с берега в море. В конце концов обломок корабля прибило где-то на пляже. Люди с берега тянули на веревке тех, что оставались в море, но, увы, оборвалась веревка, и тех ребят унесло штормом на юг. От подобного зрелища островитяне стали сами не свои.
Вскоре после этого корабль разбился, но, хотя он потерял всех своих людей, благодаря ему тысячи пережили самый худший год в Дурные времена. Островитяне добыли с того судна тысячи мешков пшеницы, которой им и их родне хватило в достатке – и хватило надолго. Если бы не этот корабль, на Острове бы никого не осталось в живых, а старая соседка только и говорила, что это Бог послал его беднякам.
Айлинь всего неделю жила на свете, когда разбился корабль. А теперь она живет в Новом Свете. В этой стране в таком возрасте уже три года платят пенсию, итого ей, значит, семьдесят три. Моя мать была на пляже в тот день, хотя всего шесть дней назад родила ребенка. Патрик, мой брат, как ни тяжко ему приходилось по возрасту, был там со всеми остальными, но вреда принес больше, чем пользы, потому что ему вечно не хватало ума за собой приглядывать. Много всякого тогда прибило, а много чего и утащило прочь, потому что ветер дул с берега.
