— Эх, Женечка! — вздохнул я, — Где мои семнадцать лет?
Женя взглянула на меня исподлобья. Я заметил, что у нее очень пушистые черные ресницы. Притом, что накрашенной я видел ее однажды, в тот вечер в баре… Что скрывать, без макияжа Женя очень красивая.
— Что за разговоры такие? — сердито буркнула девчонка, — Я тебя, Палыч, и за борт могу спихнуть.
— Так и делай современным барышням комплименты! — притворно покачал я головой.
— Спасибо! — немного смутившись, ответила Женя.
Благодаря мастерству Женьки в такую «нелетную» погоду мы благополучно добрались до уже известного мне острова. Как только мы вышли на берег, с неба крупными каплями пошел дождь.
— Успели! — обрадовалась Женька.
Девчонка вытянула вперед ладони:
— Что может быть лучше теплого дождя и лета? — воскликнула она.
Капли, действительно, были горячими. Видимо, за утро небо успело настолько раскалиться.
Пока мы с этими тяжеленными авоськами плелись до рыбацкого домика, стихия успела не на шутку разыграться. Ветер трепал мои волосы, шорты, рубашку… В конце концов дождь так разошелся, что нам пришлось поторопиться, чтобы не промокнуть до нитки.
Внутри дома, срубленного из бревен, были две лавки, стол, холодильник, умывальник… В нем было очень уютно, пахло деревом. Женька зажгла лампочку, распорядилась:
— Ставь пакеты на стол! Там есть огурцы, помидоры, зелень с нашего огорода… могу сделать салат. Хочешь?
Я пожал плечами. Мне было все равно.
— Тогда погоди минуту! — Женька деловито начала вытаскивать продукты из пакетов.
— Значит, это здесь ты ночевала, когда была маленькой? — поинтересовался я.
— Ага! — беспечно ответила Женя, — Будь моя воля, проводила бы здесь все лето вдали от цивилизации… Дедушка со скандалом уводил меня домой!
— И тебе не страшно было оставаться здесь на ночь?
— А чего бояться? — пожала плечами Женька, — Остров-то необитаемый!
В том-то и дело! Я бы, наверное, чувствовал себя здесь ночью неуютно.
Я подошел к окну. Снаружи стало совсем сумрачно, море из полупрозрачного бирюзового превратилось в темно-синее. Капли дождя с силой барабанили по воде и почерневшему песку.
Я даже пожалел, что не прихватил с собой альбом с красками. Это грех видеть такое чудо собственными глазами, и не запечатлеть.
Ко мне подошла Женька и взглянула на меня снизу вверх:
— У тебя такой забавный отрешенный вид. О чем ты думаешь?
— О том, что неплохо было бы нарисовать вот это всё… — я кивнул на окно, за которым ветер гнул кусты оливы.
— Ты рисуешь? — удивилась Женя.
— Корабли… — признался я, — И море.
— Как Айвазовский?
— Думаю, до Айвазовского мне очень далеко, — рассмеялся я, — Он великий.
Дождь барабанил по крыше. Мы молчали и, кажется, любовались одной струйкой дождевой воды, которая сбегала по стеклу.
— А я люблю картины Пабло Пикассо, — внезапно сообщила Женька.
— Серьезно? — удивился я.
— Да… Они все необычные. Мне именно такое и нравится.
Женя прислонилась лбом к холодному стеклу и продолжила:
— Я как-то даже увлекалась его биографией. Ты знал, что у него была русская жена? Потомственная дворянка, талантливая балерина… Она танцевала в самой знаменитой на то время труппе Дягилева. Пикассо стал первым и единственным мужчиной в ее жизни. Конечно, Ольга оказала на художника большое влияние. Они прожили вместе семнадцать лет, воспитывали сына… А потом Пабло ушел к молоденькой француженке. Ольга так и не смогла оправиться от разрыва отношений, остаток жизни провела в одиночестве, страдая от болезни и охватившего ее безумия. А Пикассо даже не пришел на ее похороны, сославшись на то, что пишет новую картину. Впоследствии он повстречал новых муз и пережил Ольгу на целых двадцать лет. Вот так-то.
Я покосился на Женьку. Она стояла грустная и задумчивая.
— И как бы негативно Пикассо после расставания не отзывался об Ольге, все-таки как-то обмолвился, что ему лучше увидеть ее мертвой, чем счастливой с кем-то другим.
— Это очень печальная история, Женя, — осторожно сказал я.
— Как бы там ни было, мне бы хотелось стать чьей-то музой, — вдруг важно заявила Женька, — Изменить чью-то жизнь…
— Ты-то изменишь, — улыбаясь, пообещал я Женьке, — Будь в этом уверена.
Глава пятнадцатая
— Это погода плачет, не хочет, чтобы я уезжал из этих мест, — деловито проговорил я.
Мы сидели с Женькой за столом и уминали овощной салат, заправленный оливковым маслом. За окном по-прежнему дождь лил стеной. Он не моросил, просто обрушился на нас, как ушат. Свет мы по-прежнему не выключали. В доме было светло, сухо и уютно.
— Какой-то циклон к нам опять прицепился! — поморщилась Женька, — Холодрыга начнется.
— Разве это холодрыга? — засмеялся я, — Ты просто не была зимой у нас в городе…
— Вообще тут как таковой зимы никогда не было, — пожала плечами Женя, — На моем веку! Поэтому я, правда, понятия не имею, о чем ты. У нас всегда плюсовая температура.
Я сидел, задумавшись: каково это не ощущать полноценную смену всех времен года?
— В холодной зиме есть своя прелесть, — наконец, проговорил я.
— Это какая же? — заинтересованно взглянула на меня Женя.
— Например, ты не представляешь, как прекрасно морозным днем пахнет ельник.
Женя даже жевать перестала.
— Мы в начальной школе проходили произведения Пришвина, вот ты сейчас очень похоже изъясняешься.
— Спасибо, мне это льстит! — простодушно ответил я.
Я заметил стопку тетрадей на столе, на одну из которых была приклеена яркая наклейка: «Не влезать! Убьет! Личные записи Евгении В.».
— Ты ведешь дневник? — кивнул я таинственный блокнот.
— Выписываю немного, то, что берет за душу, — нехотя призналась Женя, — А потом, бывает, заучиваю. Хорошо память тренирует.
— И что из последнего ты записала?
— «Лиличку!».
— Ну-у, — протянул я, — Думал, ты меня удивишь чем-то новеньким! А «Лиличка!» — это классика, это стихотворение все знают. По-моему, оно даже есть в школьной программе.
Женька уверенно схватила тетрадь и начала ее листать, а затем протянула мне.
— Давно Маяковского читал?
— Ну, вот в школе и читал, — ответил я.
— А теперь, — сказала серьезно Женька, — Перечитай заново. Внимательно, строчку за строчкой. Чтобы дух захватило.
