Справедливый обмен.
– Непременно, – сказала Тея у окна. – Мы прекрасно проводим время. Время моей жизни… Хорошо… Хорошо. До свидания. Пока, Делия. – Она вернулась и бросила свой телефон на кровать рядом со мной. – Скорей бы она вышла замуж за Роджера и оставила нас в покое.
Глаза Теи выдавали ее чувства. Я знал, что она ненавидела отчуждение, но Делии нельзя было доверять. Сестра Теи до сих пор не отменила доверенность.
Тея сморгнула свою печаль и ярко улыбнулась мне.
– На чем мы остановились?
– План на сегодня, – напомнил я, проглотив сэндвич. – Эмпайр-стейт-билдинг?
– Пока нет, – сказала Тея. – Это напоследок. Я полагаю, у меня хватит денег еще на несколько дней. И не говори, что сам заплатишь. Тебе надо платить за дом, а ты потерял работу.
– У меня есть сбережения.
– Мы не можем истощить их. Я не хочу усложнять твою жизнь.
Я потянулся и усадил ее на себя.
– Ты и так все усложняешь.
Она прижалась к моему паху, потираясь о растущий член.
– Я вижу, к чему ты клонишь.
Я поцеловал ее, ощутив соль ее завтрака и сладость кофе, в котором было больше сливок и сахара, чем чего-либо еще. Поцелуй углубился, и все мысли о еде были забыты на следующий час. Я мог бы счастливо остаться в отеле до конца дня, перемежая сон, секс и разговоры, но у Теи были планы на этот город.
– Я бы хотела побродить по Гринвич-Виллидж, – сказала она. – Никакого плана. Никакой повестки дня.
– Никаких устриц, – вставил я и рассмеялся над кислым выражением лица Теи.
Два дня назад мы пошли на Центральный вокзал, где Тея настояла на том, чтобы заскочить в устричный бар, потому что это было очень по-нью-йоркски. Когда прибыла тарелка с сырыми устрицами, Тея вытаращилась на желатиновые завитки, сморщив нос от запаха. Но Тея, будучи Теей, чокнулась со мной раковиной и втянула устрицу в рот. Передо мной сидела красивая девушка, которая попробовала худшее, что когда-либо ела, и отчаянно пыталась сделать вид, будто это не так.
Не припомню, когда еще так смеялся. И снова усмехнулся, думая об этом.
– Все еще хихикаешь надо мной? – Она свела большой и указательный пальцы. – Мне вот столечко оставалось до рвоты.
– Вырвать в устричном баре – это очень по-нью-йоркски?
Она шутя шлепнула меня по бицепсу.
– Молчи. В любом случае я бы хотела прогуляться по Гринвичу, перекусить, возможно, пройтись по магазинам, а затем выпить коктейль в джаз-лаундже или что-то в этом роде. Хорошо?
Она всегда спрашивала меня об этом. Хорошо? И я всегда на полсекунды делал вид, будто думаю об этом, прежде чем сказать: «Конечно».
Как будто я хоть раз с ней спорил.
Мы приняли душ, оделись и отправились в еще один липкий, залитый солнцем день. На Тее были шорты и белая майка с цветами.
– Ты красивая, – сказал я ей в лифте.
Она наклонилась ко мне и поцеловала в шею.
– Ты всегда говоришь, что я красивая, а не выгляжу красивой.
Я пожал плечами.
– И так, и так правда.
– Да, но второе – просто приятный комплимент, как я выгляжу в данный момент, а первое практически описание. – Она вздохнула и положила щеку мне на плечо. – Ты очень красноречив. Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе это?
Я ухмыльнулся.
– Сама как думаешь?
– Я думаю, что все, кто тебя не разглядел, могут идти на фиг.
– Не то чтобы я давал им много возможностей. Я мало что говорил. Но у меня была одна учительница, миссис Маррен. Она была мила со мной. Сказала, что я умнее, чем думают все, включая меня самого. Именно она подсказала мне петь, чтобы справиться с заиканием.
– Я ее уже люблю. – Тея посмотрела на меня. – Кстати, о пении…
– Ах, черт.
– Как я забыла, что ты привез свою гитару?
– Потому что я храню ее в шкафу отеля?
Она схватила меня за руку, когда дверь лифта открылась в вестибюле.
– Обещай, что споешь для меня? И сыграешь? Хотя бы один раз?
– Что я за это получу?
Тея похлопала себя по подбородку, делая вид, что думает.
– Секс. Сколько угодно секса.
– Я спою для тебя. Секс не требуется. – Я нежно поцеловал ее. – Но раз уж ты предлагаешь…
– Давай начистоту, – сказала она, беря меня под руку, пока мы пересекали вестибюль. – Если ты сыграешь на гитаре и споешь для меня, Джимми, я буду голой уже ко второму куплету.
* * *
Мы сели на метро до Кристофер-стрит и обошли пешком примерно каждый квадратный дюйм Гринвич-Виллидж. Тея таскала меня вверх и вниз по улицам, останавливаясь, чтобы полюбоваться витринами или заглянуть в каждый встречный магазин. Она отвезла нас на Бедфорд-стрит, чтобы увидеть жилой дом, который использовали для съемок «Друзей».
– Второе лучшее шоу на телевидении после «Офиса», – заявила она и заставила нас сделать селфи, пока сама пела какую-то ужасную песню о вонючей кошке.
Мы пообедали в китайском ресторане на Шестой авеню, а затем направились обратно на Кристофер-стрит, чтобы отведать мороженого в магазине на углу.
Все это время счастье Теи окутывало меня, как летняя жара – не густая и влажная, а та жара, которая могла прогнать самую лютую зиму. Я был не единственным, кто грелся в сиянии Теи. Любой, кто соприкасался с ней – официанты, прохожие, уличные торговцы, – влюблялись в нее после одной улыбки, шутки или объятия.
«Это так чертовски легко».
В магазине с мороженым она полчаса слушала, как кассир – Джонатан – рассказывает о своих сложных отношениях с парнем, будто Тея всю жизнь с ним дружила, а не буквально зашла с улицы. Когда мы вышли из магазина, у Теи в телефоне был номер этого парня, и она тайком вытирала глаза.
– После аварии все мои старые друзья в Ричмонде переехали, – сказала Тея. – Или, может быть, Делия вычеркнула их из моей жизни. Кроме Риты, у меня не было до тебя друзей. – Она сжала мою руку. – Но сейчас ты мой парень, так что это не то же самое. Всем нужен лучший друг, чтобы посплетничать о парнях. – Она помахала Джонатану через окно и послала ему воздушный поцелуй.
Он энергично махнул рукой и беззвучно произнес: «Позвони мне».
– Парень, а? – вроде бы непринужденно переспросил я, хотя мое глупое сердце ухватилось за слово и держалось за него изо всех сил.
– Вот дерьмо. Еще слишком рано? Я просто подумала…
– Что бы ты ни думала, я тоже так думаю, – сказал я. Притянул ее к себе и поцеловал, ощутив прохладную ванильную сладость на языке.
– Ты всегда говоришь лучшие вещи, – похвалила Тея.
