– Аминь, – пробормотала я.
– Мы не будем, – сказал Джимми в телефон. – Обещаю. – Он слушал еще десять секунд, а затем отключил телефон. – Кажется, она бросила трубку.
– Типично. Что ты ей пообещал?
– Что мы не исчезнем.
– Хорошо, но я не собираюсь рассказывать ей, где мы остановились в Нью-Йорке. Пусть попытается нас найти. Что еще она сказала?
– Живописала, что сделает со мной, если с тобой что-нибудь случится. Смерть. Расчленение. Кастрация.
– Она тоже смотрит «Игру престолов».
Мы обменялись улыбками, но беспокойство от угроз Делии сделало свое дело – внутренности у меня свело. Наконец Джим заметил знак придорожной закусочной в нескольких милях от Балтимора. Я мечтала о гамбургере с картошкой фри и шоколадном молочном коктейле.
– Сойдет?
– Вполне.
Джимми свернул с трассы и припарковал грузовик у закусочной. Хотел уже выйти, но я его остановила, схватив за руку.
– Делия ведь не может тебя арестовать, не так ли?
– Не знаю. Могла бы, если бы ты была недееспособна?
– И я не знаю. Я смогу постоять за себя, если она что-то попробует. Но я не хочу, чтобы у тебя были проблемы. Ты и так уже потерял из-за меня свою работу.
– Все будет хорошо.
– Зачем рисковать?
«Потому, что ты так же без ума от меня, как я от тебя?»
Джимми слегка пожал плечами и посмотрел на мои пальцы на своей коже.
– Ты хотела свободы. Ты ее заслуживаешь. Я хотел, чтобы это произошло.
Я опустила взгляд, провела кончиком пальца по его суставу.
– Чего еще ты хочешь, Джимми?
Его темные глаза встретились с моими, и он тяжело сглотнул. Я чувствовала его желание. Видела, как оно горело в его глазах. Услышала в словах, которые он только что проглотил, и мое сердце застучало в ожидании.
– Я хочу есть, – наконец сообщил он. – Умираю от голода.
Оторвался от меня и вылез из грузовика.
– Эх, – сказала я пустой кабине.
Может быть, я в корне ошибалась насчет Джимми. Может, он не чувствовал ко мне то, что я чувствовала к нему.
«После того, как он меня так поцеловал? – подумала я, возвращаясь к тому прекрасному утру. – Невозможно».
Но я внезапно испугалась, стоит ли торопить события. Как ожидание результатов биопсии – возможно, просто лучше жить в блаженном невежестве. За исключением того, что это не походило на блаженство. Это была пытка.
«Я просто сделаю все по-старому и соблазню его».
Джимми подошел ко мне и открыл мою дверь, впуская в кабину летнюю влажность. По дороге в закусочную я забрала волосы наверх, чувствуя, как взгляд Джимми скользит по изгибам моей шеи и груди.
– Увидел что-то интересное? – поддразнила я.
Он отвел взгляд и открыл мне дверь закусочной. Хозяйка тут же поприветствовала нас.
– Вы вдвоем? Сюда.
Она усадила нас по разные стороны широкого стола, отчего между Джимми и мной пролегла целая миля липкого пластика.
– Уютно, – заметила я, когда мы устроились.
Пришла усталая официантка.
– Напитки?
– Шоколадный молочный коктейль, пожалуйста, – попросила я. – С двойной вишней.
Она повернулась к Джимми.
– А тебе, милый?
– Кока-колы.
Я открыла меню.
– Боже, я хочу попробовать всего понемногу. Вечность не ела гамбургер и картошку фри. То есть я знаю, что это неправда, но чувствую, будто я голодающий, а вся моя жизнь – это меню. Еда, музыка, искусство, переживания, секс…
Джимми поерзал на стуле и принялся играть вилкой.
– Ничего не поделаешь, – сказала я. – Я так по всему этому соскучилась.
Официантка вернулась с газировкой и моим коктейлем. Я от души втянула жидкость через соломинку и застонала, когда сладкий коктейль попал мне в рот.
– Боже мой, какой холодный, – сказала я со смехом. – Но оно того стоит.
Я взяла вишни и облизала с них взбитые сливки, прежде чем откусить их от черешка. Джимми, хмурясь, наблюдал за мной темными глазами, сжав кулаки на столе.
– Что?
– Н-ничего.
Я наклонилась над столом.
– А твои добрые глаза сейчас не такие уж добрые. Ты выглядишь так, будто прикидываешь, что еще я могла бы сделать своим языком.
Джимми переместился на своем месте.
– Это несложно.
– Это плохо?
– Нет, но…
– Но что?
Когда он не ответил, я бросила вишневый черешок на стол и с разочарованным вздохом откинулась назад.
– Хватит, Джеймс. В чем дело? Почему сегодня ты не попытался поцеловать меня, если вчера мы едва не растерзали друг друга на парковке? – Я снова наклонилась вперед. – Даже если ответ разобьет мне сердце, я бы предпочла жить с этой болью, чем в неведении. Итак, я собираюсь спросить. Я тебе небезразлична, Джимми?
– Да, – сказал он, встречая мой взгляд. – Но я не должен был тебя целовать.
– Раз уж ты сам упомянул, – подхватила я, подмигнув. – Почему?
– Я должен быть осторожен.
– Потому что не доверяешь мне, якобы я не знаю, чего хочу?
– Что-то в этом роде.
Мои глаза распахнулись.
– А я-то думала, ты не такой, как они. Что ты единственный…
– Тея, – сказал он тверже, чем за всю нашу поездку. Я замолчала. – Я знал тебя до процедуры дольше, чем после. Все эти недели мы разговаривали и слушали музыку, и каждая беседа, которую мы строили, из раза в раз разрушалась амнезией. Снова и снова. В глубине души я до смерти боюсь, вдруг ты…
– Снова уйду?
Он кивнул.
– Я никогда не хотел тебя вынуждать. Вот почему я не должен был целовать тебя в «Голубом хребте». Я должен был дождаться, пока мы не окажемся за этими воротами.
– Мы уже за ними, – напомнила я, жалея, что не дотянусь взять его за руку. – Мы здесь, сейчас. Вместе.
– Но не ради меня, – возразил он. – Мы здесь ради тебя. Я не хочу, чтобы ты думала, будто я пытаюсь чего-то от тебя добиться.
– Я так не думаю, – сказала я. – Но мы здесь и ради тебя тоже. Ты хороший человек. Ты тоже заслуживаешь счастья. Не так ли?
Он пожал плечами, поднимая на них всю тяжесть своей беспросветной жизни. Никакой жалости к себе, просто душераздирающий жест покорности.
Подошла официантка с гамбургерами и двумя корзинами картошки.