Я отчетливо вижу ужас в глазах ближнего ко мне заурца – прежде чем его сносит мой жеребец, сбив грудью и стоптав копытами. Древко рвется из руки от удара в человеческое тело, но я успеваю выдернуть пику и уколоть вновь. И еще раз и еще – колоть врага, пользуясь длиной своего оружия! Рядом замелькали длинные палаши, тяжелые кавалерийские сабли, кончары, способные колоть не хуже пики, – все воины сотни яростно уничтожают врага. Все воины сотни помнят: чем дольше продержимся, тем больше шансов для всего войска выстоять в битве.
Беркер-ага, стамбу агасы
Нури-паша, еще совсем недавно практически успокоившийся и даже несколько благодушно посматривающий в мою сторону, вновь вызверился, но на этот раз объектом его злости стал я:
– Ну, любитель истории, что ты скажешь на этот раз?! Откуда взялись их свежие силы?!
Стараясь сохранять спокойствие и в то же время угодливый тон, неторопливо отвечаю:
– О храбрейший из храбрейших! Мы наблюдаем лишь их резерв, что противник заранее приготовил для битвы. Но я уверен, что более склабины нас уже ничем не удивят.
– А что еще нужно?!! Они остановили натиск азепов на холме!
– Да, мой повелитель, ввод в бой свежих сил зачастую меняет расклады на поле боя. Однако, как я уже сказал, вряд ли у них есть дополнительные резервы. Атаку азепов можно повторить, и тогда…
– Хватит!!! Я устал от советов, стамбу агасы! Иди командуй своими ени чиры! Возьмите укрепления в поле, оправдайте свое высокое звание гвардейцев!
– Но не стоит ли побер…
– Вперед!!!
Стиснув зубы и мысленно прокляв сераскира, я развернулся к нему спиной.
Что же, не я командую армией в этой битве, приходится подчиняться…
Аджей Корг, великий князь Рогоры
Подкрепление – две тысячи лехов, державших до того третью линию, поспели в последний миг: азепы уже сломали строй оборонявшихся воинов и оправились от удара единственной сотни кирасир, окружив смельчаков и практически целиком их истребив. Но удар панцирной конницы выиграл Бергарскому время – он лично возглавил контратаку резерва и сшиб заурцев к подножию холма.
Мы же начали выполнять приказ герцога и покинули вторую линию укреплений, оттягиваясь к третьей, – она также имеет свой выход к холму и вместе с ним остается в едином оборонительном рубеже.
Но практически одновременно с нами пошли вперед и ени чиры, находившиеся до того вне досягаемости огнестрелов. Взвесив «за» и «против», я продолжил отступление к третьей линии, сочтя ее более приспособленной для защиты. Кроме того, по противнику, находящемуся между второй и третьей линиями, очень удобно нанести фланговый удар с холма – конечно, в нужный момент.
Пан Еремий Збруя, десятник стрельцов
– Огня!!!
И снова залп по противнику, и снова ответный огонь, практически не достигающий цели. Плотный частокол защищает нас, в то время как мы целимся точно в просветы между бревнами, и ени чиры несут втрое большие потери.
Вот только стрелков врага слишком много, и их плотный огонь так или иначе несет смерть. Штурмующих же по сравнению с первой атакой, наоборот, очень мало, в разы меньше. Но, судя по сверкающим доспехам на этих ени чиры, по тому, как уверенно они продвигаются вперед в рассеянном строю, значительно затрудняющем прицеливание, по тому, что у трети бойцов в руках зажаты гранаты, – это опытные воины, штурмовая часть. И, увлекшись огневым противостоянием с ени чиры, мы подпустили их слишком близко…
– Перезаряжай! Следующий залп по атакующим!
Пару десятков секунд трачу на перезарядке, после чего вскидываю огнестрел и, плотно уперев приклад в плечо, командую уцелевшим бойцам:
– Огня!
В этот раз мы стреляем в панцирных ени чиры. Но в ответ бьет пусть разноголосный и недружный, но значительно более точный залп стрелков, наступающих в цепях атакующих. Мне повезло – меня не зацепило… Но в следующую секунду меня пронзает острая, жгучая боль, и я вижу торчащее из правого плеча оперенное древко стрелы.
Збыслав Слива, пикинер
Стрельцов-лехов сбили с вала в считаные секунды, оставшиеся лехи-пешцы с бешеной яростью бросились в контратаку. Но панцирные мечники заурцев встретили их градом ручных бомб, рассеявшим ряды союзников, после чего ударили в сабли. Их не очень длинные, изогнутые внутрь клинки замелькали с невероятной частотой, просекая в рядах лехов широкие просеки – словно секиры заправских дровосеков в лесу.
– Баталия! К бою!!!
Мерный шаг пикинеров, приближающихся к заурцам, заставил панцирных мечников пятиться. Лишь пара-тройка бойцов противника попытались атаковать, но они были насажены на ряды многочисленных копий.
Однако вставшие на гребне стрелки успели изготовиться к залпу: их ровные ряды заволокло многочисленными пороховыми облаками. И в этот же миг я почувствовал острое жжение в животе и с каждым мгновением усиливающуюся слабость…
Аджей Корг, великий князь Рогоры
Залп ени чиры, ударивший в упор, выкосил две первые шеренги баталии. Но уцелевшие бойцы третьей дотянулись до заурцев и с яростью заработали алебардами, обрушивая топорища страшного оружия на головы стрелков и мечников. А пытающихся остановить их ени чиры встретили граненые наконечники пик последних шеренг фаланги.
На участках же, где пушкари развернули деревянные орудия, ситуация сложилась и вовсе благоприятная – там враг пока не сумел даже взобраться на вал…
Но если первую волну штурмующих мы сейчас истребим, то следующих за ними стрелков, уже изготовившихся к бою и показавшихся во многих местах на гребне вала, мы скинуть не успеем. Их залпы будут следовать бесконечным веером, один за другим, да в упор – то есть гарантированно сметая пытающихся остановить врага рогорцев и лехов.
Похоже, все кончено…
В отчаянии бросаю взгляд на солнце, и сердце начинает бешено биться: светилу осталось уже совсем немного до захода, часа полтора-два от силы! Ведь казалось, что битва длится пару часов, а на деле прошло не меньше пяти!
Словно вторя моим мыслям, над холмом раздались заливистые, задорные сигналы боевых горнов, и вся масса пехоты Бергарского начала стремительно спускаться вниз, разгоняясь перед фланговой атакой.
– Все! Все вперед!!! Бей ени чиры!!! Истребим стрелков!!!
Беркер-ага, стамбу агасы
– Таким образом, они сумели отступить, даже когда азепы заняли оставленный холм и нанесли им фланговый удар, а топчу открыли огонь из орудий. Вести бой ночью тяжело, а уж тем более с применением артиллерии.
– Ибрагим-ага?
Голос Нури-паши мертвенно холоден, и кажется, что чаша гнева его настолько переполнена, что он принял новую форму – не горячечного бешенства, а ледяной, беспощадной ярости. И не только командир корпуса топчу, но даже я не смею поднять глаза на сераскира:
