Однажды в октябре у нас отменили последний урок, и я ушел домой раньше. Ждать автобуса я не стал, решив вернуться автостопом. Водитель высадил меня на перекрестке, где несчастный Бобе – ну, дальше вы знаете. Оставшуюся часть пути я проделал пешком. Возле калитки я услышал голоса. «Только не начинай снова!» – это говорила мать. Мне не хотелось застигнуть родителей в разгар ссоры (это почти то же самое, что ворваться к ним в спальню), и вместо того, чтобы войти во двор, я спрятался в примыкавшем к дому гараже, где стоял мой мопед. Дождусь затишья, подумал я, выскользну назад, за калитку, и сделаю вид, что только что пришел. Но из своего укрытия я прекрасно слышал их разговор. Они были уверены, что рядом никого нет, и не стеснялись в выражениях. «Ты сам видишь, что мы не в состоянии прокормить собственных детей! Не могу же я просто смотреть, как они умирают от голода! Мне что, завтра свести их в лес и там бросить?» Ого! Это же «Мальчик-с-пальчик»! Каждый раз, когда мне случается нечаянно подслушать чужой разговор, воображение немедленно подсказывает мне образы дровосека и его жены. Это сильнее меня. На сей раз инициатором ссоры выступил не дровосек, а его жена, хотя причина разногласий была той же, что и в сказке, – деньги.
– Ты хочешь сказать, что я полный дебил? Как мой папаша? – Голос моего отца дрожал.
– Никогда я такого не говорила! – В голосе матери отчетливо слышались злобные ноты.
– Ну и что, что не говорила? Зато ты так думаешь!
– Ничего подобного! Я думаю, что ты лодырь!
– Лодырь? Я – лодырь?
– Да, ты. Ты не любишь напрягать мозги. Вкалываешь с утра до ночи, но ленишься задать себе простой вопрос.
– Какой еще вопрос?
– Очень простой. Почему я вкалываю с утра до вечера и ничего не могу заработать?
– Это я ничего не зарабатываю?
– Ты зарабатываешь, но слишком мало. По сравнению с тем, сколько ты работаешь.
Наступила тишина. Затем раздался звук льющейся воды и стук кастрюли, поставленной на газовую плиту.
– Конечно, тебе легко говорить. Тебе на твоей почте зарплату платят регулярно!
– А ты недоволен? Ну ты и нахал! Да что бы мы делали без моей зарплаты?
Снова настала тишина, прерываемая топотом шагов и скрипом передвигаемых стульев.
– Я на свою зарплату могла бы съездить в отпуск, хоть раз в год…
– Вот и катись в свой отпуск! Что ж не едешь?
– Прекрати! Ты сам знаешь, почему я никуда не могу уехать. На кого мы бросим цесарок? С собой на пляж потащим, что ли?
– Так поезжай одна, а я здесь останусь.
– Я об этом подумаю.
– Ты об этом подумаешь? Так вот в чем дело? Я тебе надоел? Скажи честно, надоел?
– Я этого не говорила, Жак!
Мать заплакала. На сей раз тишина длилась долго. Потом я услышал, как кто-то сморкается. Наверняка мать.
– Господи, – наконец пробормотала она. – Если б я только знала, что этим кончится.
Что значит – этим кончится? Что кончится? С какой стати? Я предпочел бы, чтобы события развивались как в сказке про Мальчика-с-пальчика. «Пока они будут собирать хворост, мы убежим, и они нас не увидят. – Ах нет! – вскричала жена дровосека. – Неужели ты сам отведешь на смерть своих детей?» Что ж, я был ребенком, но совершенно точно предпочел бы, чтобы, вместо того чтобы ссориться, они и правда отвели нас в чащу леса. Я представил себе, как мы с Розиной бредем по тропинке, за неимением белых камешков разбрасывая за собой содержимое своих ранцев: ластики, шариковые ручки, циркуль, дневник… Во второй раз – в сказке родители Мальчика-с-пальчика, не добившись успеха сразу, предпринимают вторую попытку, – да, во второй раз я стану бросать окурки ментоловых сигарет, и их докурят птицы. В своем воображении я видел, как Розина стоит в чаще леса и, жалея голодных волков, кричит им в темноте: «Идите сюда, не бойтесь! Я не сделаю вам ничего плохого! Я даже не кусаюсь!» Потом она попробует вразумить людоеда: «Послушайте, месье! Вы ведете чрезвычайно нездоровый образ жизни. Вы потребляете слишком много белковой пищи. Я заметила, что у вашей жены за домом есть небольшой огород, и вам следовало бы…» Потом я надену семимильные сапоги и понесусь над горами над долами, распевая во все горло: «We skipped the light fandango-o-o!» В общем, я был согласен на все, лишь бы не видеть слез мамы Сюзанны и не слышать, как она восклицает: «Если б я только знала, что этим кончится».
Снова раздались голоса. Теперь родители говорили почти одновременно, перебивая друг друга:
– Ты меня не слушаешь!
– Нет, я тебя слушаю!
– Тебе плевать на то, что я говорю!
– И что такого ты хочешь мне сказать?
– Я хочу сказать тебе, что мне надоело все это дерьмо! Вот, услышал? Дерьмо!
Опять стало тихо. Потом до меня донеслись всхлипывания. Потом – голос отца, более спокойный:
– Мне не плевать на то, что ты говоришь. Я внимательно тебя слушаю.
Заговорила мать. Ее речь прерывали рыдания.
– Сильвер хорошо учится. Ему надо учиться дальше. Розине тоже. Я в этом уверена, Жак. На это нужны деньги. Мы должны дать им шанс на лучшую жизнь. Конечно, мы сможем им помочь, но какой ценой? Нам придется отказывать себе во всем, а я на это не готова! Понимаешь? Не о таком я мечтала!
Она громко всхлипнула.
– Понимаю! – это заговорил отец – зло и сердито. – Ты мечтала о другом! Об опере, об отпуске! Но когда мы решили жить вместе, ты же знала, что я…
– Знала, знала! Но я думала, что ты… Как бы тебе объяснить… Что ты способен к трансформации!
– К чему, к чему?
– К трансформации! В том-то все и дело! У тебя словарный запас – четыреста слов, и ты не желаешь добавлять к нему ни одного нового!
– Прекрати! – заорал отец. – Прекрати сейчас же!
– Хорошо, если тебе не нравится, я больше ничего не скажу.
– Да делай что хочешь, только без меня! Ты меня достала со своими словечками, Моцартом и прочей фигней! Я делом занят!
– Жак, прости меня…
– Не нужны мне твои извинения! Ты меня достала! Вы все меня достали!
Вот так в один миг земля уходит у тебя из-под ног, и происходит это, когда ты меньше всего этого ждешь. Вот так рушится твой мир, исчезает все, во что ты верил, и за каких-нибудь пять минут сорок секунд ты из мальчишки становишься взрослым. Поскольку я стоял возле мопеда, держась за руль, чтобы меня не снесло ураганом, то я уронил его на пол, а потом поднял и изо всех сил швырнул в штабель картонных коробок с приготовленными на выброс пустыми бутылками. Мной двигала ярость. И еще – желание положить конец этому кошмарному спектаклю с его невыносимыми диалогами. Раздался ужасающий грохот, на пороге гаража появился отец, и между нами состоялся обмен следующими насквозь лживыми репликами:
