Мне бы тоже не понравилось, говорит она. Если бы ты захотел, я бы согласилась, но я видела, что тебе не хочется.
Он смотрит на нее. Смотрит, а она говорит: что?
Не нужно делать того, чего тебе не хочется, говорит он.
А. Я не об этом.
Она машет рукой, мол, это все пустое. Он понимает, что по большому счету так и есть. Старается говорить помягче, хотя и так не выглядел раздраженным.
В любом случае ты очень правильно вмешалась, говорит он. С пониманием моих предпочтений.
Я стараюсь.
И у тебя получается. Иди сюда.
Она подходит, садится рядом, он дотрагивается до ее щеки. Внезапно у него возникает ужасное чувство, что он может ударить ее по лицу, ударить очень сильно, а она вот так и останется сидеть, не возражая. Мысль эта так страшно его пугает, что он отодвигается вместе со стулом и встает. Руки дрожат. Он сам не знает, почему об этом подумал. Может, ему втайне этого хочется. И самого от этого мутит.
Ты чего? – говорит она.
Он чувствует, как покалывает пальцы, как сбилось дыхание.
Да сам не знаю, говорит он. Вот просто не знаю – и все, прости.
Я что-то не так сделала?
Нет-нет. Прости. Какое-то странное… странное ощущение. Сам не пойму.
Она не встает. Но ведь если бы он сказал ей встать, она бы наверняка встала. Сердце у него колотится, голова плывет.
Тебе нехорошо? – говорит она. Ты чего-то побледнел.
Вот что, Марианна. Нет в тебе никакой холодности. Совсем не такой ты человек.
Она бросает на него странный взгляд, сморщив все лицо. Ну, наверное, холодность – неподходящее слово, говорит она. А вообще это неважно.
И нет в тебе ничего отталкивающего. Понятно? Тебя все любят.
Я просто плохо объяснила. Давай забудем.
Он кивает. Дышать нормально все равно не получается. А что ты тогда имела в виду? – говорит он. Она смотрит на него и наконец встает. Ты бледный, как мертвец, говорит она. Голова не кружится? Нет, говорит он. Она берет его руку: рука влажная. Он кивает, тяжело дыша. Марианна тихо произносит: если я тебя чем-то обидела, прости меня, пожалуйста. Он с натужным смешком отнимает руку. Нет, просто что-то странное нашло, говорит он. Сам не знаю что. Все уже в порядке.
Через три месяца
(июль 2012 года)
Марианна в супермаркете, читает информацию на баночке с йогуртом. Другой рукой она держит телефон и слушает Джоанну, которая рассказывает байку про свою работу. Рассказывать коротко Джоанна не умеет, поэтому Марианна без всякого зазрения совести отвлекается на несколько секунд, чтобы прочитать надпись на баночке. Снаружи тепло, на ней легкая блузка и юбка, а здесь холодильник, и руки покрылись гусиной кожей. В супермаркете Марианне делать нечего, но еще меньше хочется быть в родном доме, а другого места, где на одиночку не станут обращать внимания, в Каррикли нет. В бар одна не зайдешь, чашку кофе на главной улице не выпьешь. Даже от супермаркета мало толку после того, как окружающим становится ясно, что она пришла не за продуктами, или если появляется кто-то знакомый и приходится для виду вступать в разговор.
Почти все разбежались, вся работа стоит, говорит Джоанна. Ну, мне-то пока платят, так что я не против.
Джоанна устроилась на работу, поэтому разговаривают они теперь в основном по телефону, при том что обе живут в Дублине. Марианна уезжает домой на выходные, а Джоанна ходит на службу все остальные дни. Джоанна часто описывает по телефону свою контору, разных колоритных сотрудников, их сложные внутренние драмы – кажется, что она живет в стране, в которой Марианна никогда не бывала, стране под названием «наемный труд». Марианна ставит баночку с йогуртом на место и спрашивает Джоанну, не смущает ли ту, что ей платят за проведенные на службе часы – иными словами, она обменивает драгоценное время своей земной жизни на искусственное изобретение под названием деньги.
Ведь время это уже не вернешь, добавляет Марианна. В смысле время-то реально.
Деньги тоже реальны.
Да, но время реальнее. Оно – из области физики, а деньги – просто социальный конструкт.
Да, но на работе я продолжаю жить, говорит Джоанна. Это все та же я, я получаю впечатления. Ну, допустим, ты не работаешь, но время проходит и для тебя. Ты его тоже не вернешь.
Я могу решать, как им распорядиться.
На это могу лишь ответить, что твои решения – такой ж социальный конструкт.
Марианна смеется. Выходит из ряда с холодильниками и направляется к печенью.
Я не готова признать нравственную ценность труда, говорит она. Ну, разве что некоторого труда, но ты просто перекладываешь бумажки с места на место, не вносишь никакого вклада в прогресс человечества.
А я и не говорила про нравственную ценность.
Марианна берет пакетик сухофруктов, рассматривает, но оказывается, что в смеси есть изюм, она кладет пакетик обратно и берет другой.
Ты думаешь, я считаю тебя лентяйкой? – говорит Джоанна.
Мне кажется, что в глубине души – да. Пегги же считаешь.
У Пегги мозги ленивые, а это совсем другое дело.
Марианна щелкает языком, как бы укоряя Джоанну за нечуткость, но не слишком убедительно. Читает надпись на пакетике с сушеными яблоками.
Я бы не хотела, чтобы ты превратилась в Пегги, говорит Джоанна. Ты мне такая, как есть, нравишься.
Ну, Пегги тоже ничего. Я в магазине, иду на кассу, так что отключаюсь.
Ладно. Можешь завтра после всего мне позвонить, если поболтать захочется.
Спасибо, говорит Марианна. Ты настоящий друг. Пока.
Марианна берет сушеные яблоки и проходит к кассе самообслуживания, прихватив по дороге бутылку холодного чая. Дойдя до касс-автоматов, она видит Лоррейн – та выгружает продукты из корзины. Заметив Марианну, Лоррейн приостанавливается и говорит: ой, привет! Марианна прижимает яблоки к груди и тоже здоровается.
Ну, как жизнь? – говорит Лоррейн.
Спасибо, нормально. А у вас?
Коннелл сказал, ты лучше всех на курсе учишься. Награды получаешь и все такое. Меня это, понятное дело, не удивляет.
Марианна улыбается. Улыбка получается детская, наигранная. Она стискивает пакетик с яблоками, чувствует, как они ломаются в потной ладони, потом сканирует код. Свет в супермаркете хлорно-белый, а она не накрашена.
Ну да, говорит она. Но ничего выдающегося.
Из-за угла появляется Коннелл – ну, разумеется. Несет упаковку из шести пачек чипсов со вкусом соли и уксуса. На нем белая футболка и эти его спортивные штаны с полосками по бокам. Плечи у него, похоже, стали шире прежнего. Он смотрит на нее. Он все это время тоже был в супермаркете; возможно, даже видел ее у холодильников и быстренько прошел мимо, чтобы не встречаться взглядом. Может, слышал, как она беседует по телефону.
