Мишин дедушка одобрительно кивнул.
— Так значит, музыкант?
Майя расплылась в улыбке.
— Рассказывай, — произнес Геннадий Федорович, и девушка начала.
— Мне было семь лет, когда мы с мамой пришли в музыкальную школу. Папа настоял на том, чтобы я туда ходила, но мы толком еще не знали, на каком инструменте я буду учиться. Мама сказала, чтобы я сама выбирала. Я ценила то право выбора, которое они мне подарили. Помню, мы зашли в первый попавшийся кабинет. Там была только одна девочка, она играла на неизвестном мне инструменте, но мне понравилось его звучание. Я спросила у мамы, что это за инструмент. «Виолончель», — ответила девочка, и тогда я выбрала. Виолончель. Наверное, это была судьба. Первый кабинет, первый инструмент. У меня ведь никогда не возникало мысли о том, чтобы бросить. Я бы никогда не смогла предать свой инструмент. Помню, как маленькая и худенькая сидела за виолончелью. Я выглядела так нелепо, что мама смеялась, но мне все равно нравилось. Я любила смычком водить по струнам. Сначала звуки были действительно ужасными, но потом… уже была музыка. Бах, Вивальди, Прокофьев, Шостакович, Шуберт… Я их обожаю…
Майя даже не заметила, что во время повествования с ее лица не сходила улыбка, такая яркая и солнечная, что Мишин дедушка тоже начал улыбаться.
— А ты говорила «трогательно». Да разве то, как ты рассказываешь, не трогательно?
Майя пожала плечами.
— Просто я ее обожаю… виолончель…
Мишин дедушка снова заулыбался. Он смотрел на Майю, которая пальцами, как по струнам, перебирала воздух. Заметив, что на нее смотрит Геннадий Федорович, она перестала.
— Сейчас играешь? — спросил он.
— Да!
— Что? Что играешь?
— Шопен. Фредерик Франсуа Шопен. Соната для виолончели и фортепиано. Я играю вместе со своим преподавателем. Она на фортепиано, ну а я…
— Напой! — попросил Геннадий Федорович.
И Майя начала воссоздавать такую знакомую ей мелодию. Сначала тихо, но все громче и громче. Она закрыла глаза от наслаждения. Мелодии, которые она напевала, были действительно чудесными. Голос у Майи был прекрасный, так что вышло очень хорошо.
Девушка открыла глаза, когда закончила мелодию, и теперь заметила, что на нее все смотрят. Она и не думала, что поет так громко. Майя посмотрела на Геннадия Федоровича — он с улыбкой на лице слушал ее пение.
— Вам понравилось? — спросила Майя.
— Чудно! Очень даже… но я хотел бы услышать инструмент. Хочу послушать, как ты играешь…
— Я обязательно для Вас сыграю! Я обещаю…
Геннадий Федорович кивнул, и Майя улыбнулась как бы в знак согласия.
— Что это? — спросила Нелли восхищенно. — Кто написал?
— Шопен! — ответил за Майю Женя, и она только кивнула.
— У тебя хороший голос, Майя, — проговорила Сандра, — это было невероятно. И музыка… она тоже прекрасна…
Майя лишь только слегка кивнула. Что ей еще оставалось делать? Они говорили о ней, а она смущенно это слушала. Девушка хотела спеть для Геннадия Федоровича, а тут такое внимание, хотя ей было приятно.
Через минуту или чуть больше все вновь переключились на свои дела, и Майя рассказала пожилому человеку о своем увлечении музыкой поподробнее, но скоро он устал и ушел отдыхать в свою комнату, а Сандра быстро заняла пустующее кресло своего отца. Женщина глупо хлопала ресницами, как восьмиклассница на первом свидании, но Майя не смотрела на нее, а размышляла о чем-то своем.
— Послушайте, Сандра, — сказала девушка, схватив женщину за изящное запястье обеими руками. — Можно бестактный вопрос?
— Обожаю бестактные вопросы!
— Почему вы развелись?
Женщина усмехнулась.
— Я не была замужем никогда.
— Почему?
— Думаю, я не создана для замужества. Знаешь, есть такой тип женщин, которым нужно прожить одной…
— Эм, думаю это и про меня тоже.
— Ох, не зарекайся, солнце!
Майя засмеялась, но резко замолчала и весь вечер просидела на одном месте, задумчиво смотря в окно, где летали птицы, широко расправляя свои крылья. Когда Женя сказал, что им уже пора идти, даже Майя встрепенулась от неожиданности, но все-таки встала со стула и поплелась к выходу. Она словно не понимала, где находится и что происходит, и пришла в сознание, лишь когда Сандра, обнимая, стала упрашивать ее не уходить, но Майя и Женя обещали Глебу, что зайдут к ним сегодня, чтобы хоть как-то приободрить Мэнди, так что никак не могли остаться. В последнее время Женя чувствовал себя занятым все время, и ему это очень нравилось.
— Наконец-то! — воскликнула Мэнди, когда Женя и Майя зашли в комнату с радужными занавесками. Она ничего не делала, просто сидела на диване, как Эльвира и рассказывала. — Я уж думала, что вы не придете…
Она обняла сначала Майю, потом Женю. Счастливая она снова опустилась на диван, и ребята последовали ее примеру. Кевин в гостиной шумно решал по телефону какие-то рабочие проблемы.
— Что делала сегодня? — спросила у Мэнди Майя, хмуро разглядывая собственную картину.
— Ничего, — спокойно ответила та, пожимая плечами.
— И ведь ты говоришь серьезно, — встревожено проговорила Майя, и Мэнди кивнула. — Что происходит?
— Не знаю, — ответила та, поднимая и опуская плечи. — Как-то грустно…
Майя обняла подругу и произнесла:
— Хочешь, я приготовлю тебе чаю?
— Ромашкового! — ответила Мэнди, приподнимаю уголки губ. — Кевин должен был его купить…
Майя кивнула и ушла на кухню. Женя остался один на один с Мэнди, и та решительность, что была в нем раньше, куда-то испарилась. Он хотел что-то сказать девушке. Ему казалось, что он должен что-то придумать, но взглянув на Мэнди, задумчивую и расстроенную, вдруг понял: что бы он ни сказал, ей все равно это не поможет.
Они сидели в тишине. Мэнди смотрела вперед напряженным взглядом, все же надеясь, что зрение вернется, а Женя поглядывал на нее краем глаза.
— Почему ты молчишь? — спросила Мэнди, не поворачивая голову в сторону молодого человека.
— А что я могу тебе сказать? — произнес он. — Ведь что бы я ни сказал, тебе не поможет…
— Какой ты пессимист. — Девушка кратко улыбнулась. — Так неинтересно. Давай, сделай что-нибудь!
— Отлично! — выпалил Женя, хитро сощурившись, точно зная, что Мэнди его не видит.
— Что значит «отлично»?!
— Ну, теперь я точно знаю, что ты не в депрессии.
— С чего бы это? Не тебе решать в депрессии я или нет, — по-детски надув щеки, сказала девушка, и Жене показалось, что она играет.
