– Нет, – сразу говорю я. – У тебя нет права просить.
– Как я сам и сказал.
– И я с тобой согласна.
– Но я, тем не менее, прошу. Ты была с ними одна все эти три года. А я только начинаю заново с ними знакомиться. Я не могу – то есть я не готов…
– Ты тоже мог быть с ними три года.
Он молчит, и я чувствую себя праведной злыдней.
– Да, ты права, – соглашается он. – Я знаю. Да, это все моя вина, и я должен буду вечно просить у тебя прощения, пресмыкаться перед тобой, подвергать себя самобичеванию и все такое. Я уже все это делал и впредь буду продолжать извиняться. Я совершил ошибку и очень сожалею. Но я уже не могу ничего изменить.
– Не думаю, что ты стал бы что-то менять, даже если бы смог, – с возмущением выдаю я, думая о Марике Шью.
Он молчит. Тоже про нее думает?
– Ты не права, – наконец говорит он, и у меня сжимается грудная клетка. Я не могу вдохнуть, и мне слишком страшно выдохнуть. – Ты даже не представляешь себе, насколько ты неправа.
Я качаю головой и вспоминаю, что вчера сказала Талия про то, что он, возможно, вернулся за мной. «Это просто мышечная память», – говорю я себе.
– Ладно. Скажи, чего ты хочешь.
– Все лето.
– Ты что, шутишь?!
– Подумай, насколько все выиграют от этой ситуации. Лина рассказала мне про твою программу с чтением, которую ты реализуешь в школе. Ты могла бы углубленно ее проработать. Может, оформить заявки на гранты? Сделать что-то по дому? Или просто выдохнуть после всего, что ты сделала для детей за последние три года. Можешь провести недельку в Филадельфии, или проехаться до национального парка, или…
– Нет.
– У детей все отлично, Эми. И я думаю, им это на пользу. Я читал в книге про совместное воспитание, что дети, у которых сильная связь с отцом, на 75 % реже разводятся, когда у них появляются собственные семьи. А Джо очень нужна возможность с кем-то поботанить. Ты представляешь себе, насколько он талантлив? Здесь есть группа техскаутов и секция по точным наукам для отцов и сыновей. Мы могли бы создавать роботов, поехать в Бостон на Кэмбриджский чемпионат по шахматам. И не восприми это на свой счет, но детям очень нравится жить у меня в квартире.
– Им нравится со мной.
– Конечно. Но ты же знаешь – они стремятся к большему. Ты очень много работаешь, и они тоже. Но им нужны и детские активности, не только взрослые. У меня в доме есть бассейн. Мы можем запускать дроны. Я могу сводить команду Кори на пиццу после тренировки. Я многое могу им дать, понимаешь…
– Вещей? Денег? – завожусь я.
– И времени. Это не компенсация за прошлое. Я и не пытаюсь сделать вид, что это какая-то замена.
– Хорошо.
– Но разве они не заслужили летний отдых? Вместо того, чтобы на рассвете кожуру с кукурузы сдирать – а это единственный вариант подработки, при котором здешние дети могут заработать чуть больше минимальной зарплаты, Кори может несколько часов в неделю работать в бассейне с друзьями. Я могу определить ее на неделю в тренировочный лагерь по прыжкам в воду, отправить Джо в космический лагерь – если помнишь, у меня есть студенческий друг, Энди, который сможет устроить нас даже сейчас, когда прошли все сроки. Я все продумал. Я не позволю им сидеть на месте, но детям нужен… отдых.
– Не рассказывай мне, что нужно моим детям, – огрызаюсь я.
Он послушно молчит. Я же хочу впиться ему в горло. Если детям и пришлось работать больше обычного в последние годы, то только из-за него. Я злюсь и мне больно. И меня раздражает, что дети, которым давно и отчаянно нужен отдых, – не только мои. Но Джону я в этом никогда и не признаюсь.
– Эми? – прерывает он мое затянувшееся молчание.
– Да, я тут. Я просто загрузилась. Пытаюсь справиться со странным чувством, когда практически незнакомый человек рассказывает мне, как растить моих собственных детей.
Он вздыхает:
– Возможно, ты воспринимаешь меня как незнакомого человека, но это не так. Я их отец. – Я фыркаю. – Мы пятнадцать лет прожили вместе.
Я молчу и вспоминаю моменты в течение этих пятнадцати лет, когда я так сильно в нем нуждалась, а его не было рядом. Как тяжело мне было в одиночку переживать свою боль, какой потерянной я себя чувствовала. Я вспоминаю самый черный момент нашего брака – когда я одна несла то, что мы должны были нести вместе. Я молчу.
– Ты не обязана принимать решение прямо сейчас. Подумай. Возвращайся в воскресенье, и мы все встретимся.
– Я подумаю, – честно обещаю я. – Но после того, как я подумаю, ответ все равно будет «нет».
– Хорошо. Просто действительно, по-настоящему обдумай этот вопрос. Это все, чего я прошу. Реши, что лучше для тебя и детей, и будь честна с собой. Если ты решишь, что лучше выкинуть меня из жизни и продолжить биться дальше без какой-либо надежды на передышку, что мне останется, кроме как откланяться?
Я еле сдерживаюсь, чтобы не зарычать прямо в трубку.
– У меня сейчас передышка! – говорю я.
– Отлично! – раздражается он.
– И она прекрасна! – вру я.
– Я очень рад это слышать!
– Бесконечно покупаю нижнее белье и делаю восковую эпиляцию, – продолжаю язвить я.
Но он не понимает, на что я намекаю, и я тут же начинаю жалеть, что позволила себе этот пассивно-агрессивный взбрык.
– Что? – с удивлением переспрашивает он. – Я рад за тебя, если это делает тебя счастливой. Тебе не нужно доказывать мне, что ты прекрасная мать. Дети стали такими, какие есть, благодаря тебе. Но совершенно очевидно, что ты все время на взводе, и всем детям нужно иногда выпускать пар. Неважно, насколько идеальной старается быть их мама, побыть со вторым родителем – это неплохо. Просто подумай о том, что это может принести пользу всем нам.
– Да, ведь для тебя всегда главным было то, что лучше для всех, – саркастически произношу я.
– Прости, – вздыхает он. – Я буду извиняться столько, сколько захочешь.
– Выбей татуировку себе на лбу, – не унимаюсь я.
– Если бы это как-то помогло, я бы это сделал. Но ты решила продолжать быть жертвой, вне зависимости от того, что я скажу или сделаю. Так что какой смысл?
– Смысл в том, что ты козел, – говорю я, не успевая осознать, что он прав.
– Нам стоит закончить этот разговор.
– Я согласна.
– Давай дадим друг другу некоторое время. В воскресенье вернемся к этой теме.
– Мой ответ все равно будет «нет».
– Отлично. Значит, в воскресенье я его услышу.
– В воскресенье, – угрожаю я.
– До свидания, Эми.
Я нажимаю отбой и говорю:
