Перебивший меня мужчина выглядит удовлетворенным моим ответом. На следующем слайде у меня приведен список книг, которые я выбирала для своих четырех курсов.
– Здесь показано, какие книги я предложила, и количество учеников, которые выбрали каждое из наименований, в сравнении с результатами теста на навыки чтения у данного класса. И здесь я демонстрирую второе преимущество флекстологии. Получается, что мы не только мотивируем детей к чтению, предоставляя им самостоятельный выбор, и мы не только показываем им правильный подход к выбору книг, который останется с ними на всю оставшуюся жизнь, мы еще получаем информацию о том, что актуально для детей нового поколения.
Следующий желающий задать вопрос поднимает руку и ждет. Это смуглый мужчина за сорок с массивным подбородком и азиатскими чертами. Думаю, его Кэтрин вполне могла бы назвать «красавчиком года».
– У вас вопрос или комментарий? – спрашиваю я.
– Я был в восторге от вашей идеи ровно до того момента, пока вы не показали, какие книги выбрали для детей. Я ужаснулся. Может, они и хороши для частной школы в сельской местности, но я преподаю в Нью-Йорке. Мои дети – это адская смесь нежелания читать и необеспеченности. Иногда их читательские навыки на целых три класса ниже нормы, и в их среде образование в целом не котируется. У вас здесь книги мертвых белых авторов с километровыми описаниями подавленных чувств и политикой. Моим детям на это положить. Уж извините меня за мой французский.
Аудитория смеется, а я краснею и чувствую себя очень белой и абсолютно бестолковой. Но затем я напоминаю себе, что и у меня были те же сомнения и мне пришлось столкнуться с суровой реальностью.
– Давайте посмотрим на основной недостаток концепции флекстологии, – предлагаю я. – Поскольку это всего лишь спонтанная находка отдельно взятого библиотекаря из «частной школы в сельской местности», – мой оппонент вежливо кивает, услышав мою отсылку к его ироничному комментарию, – а не исследование в рамках миллионного гранта, мне пришлось выбирать из общедоступных книг, которые не защищены авторским правом и доступны для бесплатного скачивания. А их не так уж и много. По большей части мои студенты богаты, и да, школа выдает им устройства для чтения электронных книг, но при всем этом я не могу себе позволить раз в два месяца покупать шестнадцать новых книг для тридцати учеников, а потом просто выбрасывать те, что остались непрочтенными. С точки зрения бюджета – частная это школа или государственная – почти у всех нас есть деньги только на одну платную книгу для каждого ученика – и это в лучшем случае. И это будет одна и та же книга из года в год. В таком случае речь уже не пойдет про разнообразие или развитие навыка. Но учитывая все вышесказанное, – добавляю я, подумав, – не так уж сложно будет завести в этот формат любую книгу, если вы можете себе это позволить.
– То есть ваша идея сработает с любыми книгами, но нужен огромный бюджет, чтобы купить права на издания, удовлетворяющие интересам самых разных студентов, – подводит итог «красавчик».
– Или средний бюджет и дружественное издательство, – грустно констатирую я.
– Печаль.
– Может, все же стоит попробовать?
– Может, – неохотно признает он.
Другие слушатели тоже начинают задавать вопросы – вполне лояльные, и я завершаю свою презентацию с ощущением, что флекстологию можно внедрить в огромном количестве классов. Но недостатки, озвученные «красавчиком», ощущаются как ложка дегтя в море заинтересованных вопросов от моего стеснительного контингента. Учитывая то, что это конференция для библиотекарей, в большинстве своем они стеснительны.
И вот снова показывается он, наш красавчик. Он на голову выше меня и терпеливо ждет очереди. Я начинаю нервничать и уже знаю, что его следующий вопрос выбьет меня из колеи. Однако вместо того, чтобы задать вопрос, он подходит и говорит:
– Привет, меня зовут Дэниэл.
– Здравствуйте. Я Эми.
– Я знаю, – говорит он, и я краснею. – Я бы хотел угостить вас кофе. – Тут я уже краснею по-настоящему. – Настоящим кофе, – добавляет он, махая рукой на разбавленный кофе на бесплатном столе. – И, может, чем-то сладким.
Я не знаю, что сказать, поэтому просто стою и, неуверенно улыбаясь, издаю похожее на «Мм…»
– Что вы делаете прямо сейчас?
А что я делаю? Что там дальше по программе? «Обзор новинок научной литературы для молодых читателей». За нами уже рассаживаются участники дискуссии, и совсем скоро «красавчик года» и я окажемся прямо посередине следующей презентации.
– Я…
– Я еще свободен в два часа дня сегодня, если это вам удобнее, – предлагает он.
– Я думаю…
– Нам лучше отойти отсюда. – И дотрагивается до моей руки.
Меня парализует, как старый ноутбук, от которого требуют выполнить слишком большое количество программ сразу. Он до меня дотронулся! Когда в последний раз до меня вот так дотрагивался мужчина? Я стою в помещении, которое снова заполняется людьми. Значит, ему все-таки понравилась моя презентация?.. Что на мне вообще надето сейчас?!
– Давайте в два, – выдавливаю я наконец. – У кофейной палатки на улице?
– Прекрасно. Возьмем кофе и, как ящерицы, понежимся на площади под солнцем. Желаю интересной дискуссии.
Он уходит. А я остаюсь стоять – смущенная, безмолвная и растерянная. Все-таки я настоящий библиотекарь.
Про Марику я узнала через полгода после ухода Джона. И после сломанного зуба, который чуть меня не убил. И после того, как я на собственной шкуре испытала справедливость старого закона жизни: то, что нас не убивает, делает нас сильнее и злее.
Узнала я, конечно, через Фейсбук. Она поставила лайк фотографии Джона и школьным фото Джо, которые я выложила одновременно почти годом ранее. Тогда я не поняла, кто это вообще такая? Скоро из ее ленты стало ясно, что она встречается с моим отсутствующим мужем, и это длится уже по крайней мере пару месяцев. И я уже догадалась, что она красивее и моложе меня, что у нее нет детей и что с ней Джон чувствует себя подарком судьбы для любой женщины. А мне вызывать в нем это ощущение уже совершенно точно было больше не под силу.
Тогда я впервые подумала – да пошел ты! Простите мой французский, если сможете. Другими словами я не могу описать то, что чувствовала, глядя на фото изящной тридцатилетней модели в бикини, смотрящей на моего рыхлого, одутловатого, волосатого мужа так, словно он воплощение бога секса. Да пошел ты, козел.
Так в моем переживании состоялся переход на стадию гнева. И это было чудесно. Я отправила язвительное сообщение Джону, в котором подвергла критике качество его эрекции. Я рассказала матери Джона правду про то, как он с нами поступил, вместо того чтобы по обыкновению выдать ей дежурную фразу: «ему нужно найти себя и сконцентрироваться на работе». А выпив как-то один очень большой бокал вина, я написала Марике личное сообщение в Фейсбуке, что, конечно, у нее нет никакого повода волноваться, что Джон оставит ее, когда после кормления у нее отвиснет грудь. Это же только со мной он на это способен! Ад – ничто по сравнению с брошенной женщиной.
