Прыгаю высоко–высоко. Все будто в замедленной съемке. Лагерь подо мной уменьшается, открывая картину нелицеприятную. Побоище. Люди перестали сопротивляться, а кузнечики все идут, рвутся к владыке, врагу своих создателей. Приземляюсь на спину урода, пробивая ее ногами и утопая в вязких органах бионика. Если бы не когти, выращенные вопреки белому дню, не выбралась бы. А так просто раскапываю себе путь через тело уродца. Запах от которого просто не хочется дышать, бодрит сознание. Прогрызаю путь и шествую дальше, зацепив очередной меч, ибо первый потерян в трупе монстра. Отплевываясь горькой зеленой слюной, рублю подоспевшую наглую тварь, а затем вторую и третью… Как же ненавижу вас, роботы–убийцы… И создателей ненавижу. Всех вас презираю!
Эрей Авель раскидывает гигантских кузнечиков, словно это пучки сена. Ох! Сколько же придавило уже. Сердце щемит, дышу прерывисто, рвусь к монстрам, одновременно уходя от объятий и встречи с моим мужчиной. Он просто унесет меня отсюда. А я не могу бросить своих!
Рублю хитиновые тела нещадно, не давая впиться в меня зубами. Скорость на пределе. Я поняла, что это единственно верное решение, дергаться, как белка и постоянно прыгать, дабы не придавили или не прокусили.
Белозубки закончились… Я даже поймала себя на мысли, что слишком быстро. Но судя, по тому, что солнце уже склонилось, побоище длилось не менее часа. В итоге, я просто вышла из лагеря, прихватив с собой двоих раненных. Затем стала возвращаться за другими. Эрей Авель тем временем понял, что я не страну улетать и унесся прочь, взлетев где–то позади меня, подальше от людей.
Ну и достанется же мне, когда вернусь в замок…
Люди опомнились и стали собираться за лагерем. Ужас накрывал меня волнами, когда видела раненных и побитых. Оскар выполз, на себе еще троих раненных тащит. Милан около меня вьется, по сторонам озирается, мощь над ним искрит неимоверная. Запах паленого в воздухе витает, наряду с другими «ароматами». Сколько он хитина поджарил, удивлена, что сохранил самообладание в таком хаотическом аду.
С трех сотен рыцарей моей элитной охраны лишь теть уцелела. От лагерных вообще мало что осталось. Они первыми на себя удар приняли. Без защиты и должной боевой подготовки крестьянам досталось больше остальных. Пилея рыцарь мой вытащил. Дедуля в прострации. Смотрит на месиво кровавыми глазами, дышит тяжело. Я и сама готова разразиться. Да вот злости на себя не хватает. Как так вышло?! Почему это не предусмотрела.
На меня смотрят неоднозначно. Некоторые мои люди видели, что я из себя представляю, другие слышали кое–что от меня. Надеюсь не поняли речь владыки. Помню, когда Эрей Авель прилетал сюда в прошлый раз, люди не разобрали его слов, и староста удивлялся моему утверждению, что разобрала, о чем тот кричал гневно.
Рыцари из месива достают уцелевших людей. Меня особо приближенные прочь тащат, мол, нечего вам на это смотреть. А словами особо никто не разбрасывается, все жестами. Будто дар речи потерян, или ком в горле у каждого встал. Я и сама не могу говорить, есть возможность только повыть протяжно.
Опасаюсь, что кузнечики вернуться. Но мы вроде бы отступаем, особенно я. Да и перебито столько белозубок, что столько с площади в десять квадратных километров Поляны не набрать в обычной обстановке. Мысль гадкая и мерзкая пришла. На меня так кинулись, как на владыку. Я у них так и ассоциируюсь, как враг номер один.
Разломала лагерь Шоберта, сама того не желая. Людей жалко, вот, что коробит.
К ночи вернулась к замку. Сколько по дороге дум передумала, с ума бы не сойти и не покончить жизнь самоубийством. Со мной никто из рыцарей не заговорил, даже Милан ковылял позади, наверное, переосмысливал свое досье на меня и готовил тупые вопросы на будущее.
***
– О чем ты думала?! – Гаркнул Эрей Авель, что вздрогнула.
Никогда его таким злым не видела. Стою трясусь под этим огромным мужчиной, как дюйкомочка тоненькая. В глаза ему боюсь посмотреть.
Реву тихонько. Прорвало, наконец, когда шок опустил. А он долго не отпускал… до самой встречи в замке. Это только сейчас поняла.
– Знаешь, за что владыки не любят человечков?! – Продолжает отчитывать. – Вы вызываете жалость! Особенно когда жалеть нет никаких весомых причин! Ты недостойна именоваться главой Эрей. И слава Клесане, что в клане я у тебя один!!
Последние слова ввергли в еще большую горечь. Слезы льются. Ну обними же, любой контакт мне сейчас важен. Да хоть дунь на меня!
Голову совсем опустила, не решаюсь даже шевелиться. Никчемная, ощутила вдруг такую беззащитность. Словно теряю последнего союзника, ниточку спасительную, волосок золотой, от которого все тепло и идет, а вокруг лед… тундра под минус сто. И деться некуда, дышать воздухом с иголками льда – это больно. Холод любимого ощущать – это, мамочки, очень больно. Пусть я не права, обними. Просто обними. Мой спаситель, мой мужчина, прыгнувший с высоты на мое спасение. Не только меня спас, всех, кого успел, спас.
– Обними, – шепчу сквозь слезы. Мне, как воздух надо.
Не ответил. Шевельнулся, судя по шелесту кафтана. Подняла взгляд с надеждой, ответил строгим. Опустила резко мордаху зареванную. Сжалась. Обними…
Я глупая женщина, прости мне мои ошибки. Сама себя побью, но не лишай тепла своего ни на миг, когда так рядом. Не мучай, родной.
Чувствую на себе его взгляд. Такой сильный, мудрости тысячелетней взгляд.
Не дождалась объятий. Развернулся мой ангел демонстративно, пошел прочь. В след ему осмелилась посмотреть. Чистенький после битвы, свеженький. Миновал пару клумб и взмыл в небо. Ветер дунул в лицо, кожа под слезами защипала. Заревела я в голос, как собака жалкая, потерявшая ценят. Тупая собака, думающая не тем местом. Ненавижу себя порой. Как же плохо мне. Просто не быть хочется...
Жалкая, слабая и глупая. Нет мозгов – это женское качество, чаще помогает устроить свою семейную жизнь. Поэтому нас так мало у власти. Не о том мы думаем. А если уж пошла рулить, то рули и думай головой. Взялась – думай, как мужчина, делай, как мужчина и отвечай, как мужчина. И это ключевое в таком деле. Ибо против тебя, да и рядом будут мужчины. Речь не о взглядах, речь о мозгах. Как жаль, что для них косметику не придумали…
Утро начинается с Комаза. Его лицо все то же. И в нем я вдруг поддержку сыскала. Хотя и чудились нотки некого укора, что на самом деле мне привиделись. В чем убедилась поле привычной фразы и интонации.
– Госпожа, вы чем–то расстроены? – Решил проявить участие дворецкий. Хотя замок своими электронными или магическими мозгами все уже впитал, как информацию, и в курсе дел.
Излила душу «компьютеру». Дворецкий такой, оказывается, психолог.
– Люди созданы для того, чтобы страдать, – выдал вдруг Комаз. – Это их судьба.
– А я по–твоему человек?
– Столь обидное оскорбление не применимо к вам даже в шутке, – ответил с иронией. – Не вините себя в потере рабов.
И этого чуть не прибила… Разочаровал. Обозлил.
