— Заодно с нейтралами, — сказал Алан. — Если говорить о настоящем противоборстве, то в нем не будет места для шпионов, «холодной войны», сфер влияния и прочей чепухи. И все же лучше заниматься этими глупостями, чем быть мерзавцем-нейтралом.
— Теодореску умер, — произнес Хильер. — В Стамбуле.
— С вашей помощью?
Вопрос был задан бесстрастным тоном профессионала.
— В каком-то смысле — да. Я приложил к этому некоторые усилия.
— С ним, помнится, была индианка, — сказала Клара. — Красивая и готовая для него на все.
— Я ее больше не видел. Она обладала великим даром, она могла отворить дверь в иной мир. Глупо, наверное, звучит, да? Этот мир не был ни миром Бога, ни миром Небога. Так сказать, модель подлинной реальности, лишенной главного — дуализма. Кастрированная подлинная реальность. То, что делала она (кстати, еще один нейтрал!), — тоже в каком-то смысле добро. Но добро не только нейтрально, оно неодушевленно: музыка, вкус яблока, секс.
— Но все-таки не ипостась Бога? — спросил Алан.
— Понять, что есть Бог, нельзя, не понимая, что есть Его противоположность. От этой великой оппозиции нам никуда не деться.
— Похоже на манихейство, правда? Господи, как мне не терпится поскорее заняться средневековьем.
Они подъехали к отелю «Грошам». Под дождем стояло несколько школьниц с блокнотиками для автографов. Они замялись, не зная, надо ли подходить к Кларе
— Тут одни киношные знаменитости, — сказал Хильер.
За багажом вышел носильщик с огромным зонтом. Алан с Кларой подошли к дежурной.
— Я подожду вас в комнате отдыха, — сказал Хильер. — Выпьем в окружении кинозвезд.
— Плачу я, — сказал Алан.
Спустившись, они едва не потеряли дар речи. Хильер снял плащ и шарф и сидел теперь, улыбаясь, в священническом облачении. Впрочем, завидев Клару, он, как подобает джентльмену привстал. Клара сказала то, что и должна была сказать:
— Значит, я все-таки могу называть вас отцом?
— Чего-то я не понимаю, — хмуро проговорил Алан. — Вы же только что разглагольствовали про все эти манихейские штуки. Что может быть менее правоверным?
— Для того чтобы спасти мир, годятся любые способы — правоверные и неправоверные. Неужели бесстрастный нейтралитет лучше служения дьяволу? Что вы будете пить?
Официант застыл, словно ожидая святого благословения. Алан сделал заказ и, когда принесли джин, размашисто — наследник мучного короля! — подмахнул счет.
— Никак не могу привыкнуть к вашему наряду, — сказал он. — Не сомневаюсь, что это очередная личина.
— Нет, всего лишь запоздалое прозрение, — сказал Хильер. — Мне пришлось поехать в Рим и посещать там что-то вроде ускоренных курсов. Но на днях вы снова меня встретите, и тогда уже я действительно буду выдавать себя за другого. Снова назовусь специалистом по пишущим машинкам или владельцем фирмы, производящей презервативы, или, к примеру, торговцем компьютерами. Правда, поеду я туристским классом. А все остальное — как в старые добрые времена: проникновение за «железный занавес», шпионаж, подрывная деятельность. Новойна уже никогда не будет «холодной». И она не ограничится противоборством Востока и Запада. Просто так уж вышло, что я знаком с языками противников по «холодной войне».
— Как иезуит елизаветинских времен, — сказал Алан. — Ни слова в простоте, одни увиливания.
— И убивать будете? — спросила Клара, пожалуй, громче, чем следовало.
Сидевшие рядом респектабельные дублинцы ошарашенно посмотрели в их сторону.
— По поводу убийства существует заповедь, — ответил ей Хильер и подмигнул.
— А как насчет коктейлей с шампанским? — радостно предложил Алан. — Выпьем?
— Вы — и вдруг священник…— недоуменно протянула Клара.
Хильер знал, о чем она сейчас вспоминала.
— Мой сан на прошлое не распространяется.
— Ошибаетесь. Я ведь тогда был не так уж глуп, — скачал Алан. — На корабле, я имею в виду. Раскусил, что вы не тот, за кого себя выдаете.
— Samozvanyets , — напомнил ему Хильер. — Кстати, человек, который ехал с нами в трамвае в тот вечер…
— В тот вечер, когда я…
В голосе Алана звучала спокойная гордость убийцы.
— Да. Он тоже раскусил. Но если разобраться, вес это большой обман. Настоящая война идет на небесах.
Внезапно его охватила глубокая тоска. Постель его в ту ночь будет холодной и одинокой. Будущее виделось еще более мрачным, чем прошлое. Наступала старость. Может быть, нейтралы правы? Может быть, и нет ничего, кроме вселенского обмана? Но сама ярость, с которой нахлынуло на него сомнение, убеждала в том, что оно, сомнение, не уверено в своих силах, что оно готово капитулировать. Скучно. Он почувствовал голод. Алан, умевший разоблачать самозванцев, умел и читать их мысли.
— Давайте-ка закажем хороший обед, — сказал он. — Я плачу. С шампанским. С тостами.
— Восхитительно,—сказала Клара.
— Аминь, — сказал отец Хильер.
