— Но при чем здесь я? — спросил Роупер.
— Я же уже сказал, что ваша жизнь — всего лишь довесок. По вполне понятным причинам было решено, что лучше, если мистер Хильер найдет свое последнее успокоение на советской территории. Вы, мистер Роупер, никогда не рассматривались иначе, чем предлог для того, чтобы послать сюда мистера Хильера. Понимаю, вам больно это слышать. Но не стройте иллюзий: вы совершенно не нужны Англии, меня уверили в этом на самом высоком уровне.
Несмотря на недавние инвективы в адрес страны, казнившей его предка, Роупер с трудом сдерживал свое негодование.
— Я так не считаю, — сказал он.
— И напрасно. Подумайте сами: пик вашей научной деятельности уже позади. Ученые ведь, как поэты, — рано расцветают, рано увядают. Англии требуются молодые ученые. Избитый детективный сюжет о седом гении, которого тайно переправляют через границу, не имеет ничего общего с действительностью, Да и русским вы нужны скорее как символ. Британия гораздо больше озабочена не тем, как заполучить вас обратно, а как бы переманить на Запад Алексеева.
— Алексеева? Этого сосунка?
— Именно сосунки и требуются, — сказал Рист. Последняя фраза в сочетании с бесстрастностью тона прозвучала в его устах так, словно речь шла о жертвоприношении. Сцена приобретала ритуальный характер. — А что касается моральной оценки вашего бегства, то головы предателя Роупера требует лишь ничтожная кучка парламентских крикунов. Если судить вас за измену, то на страницы газет выплеснется слишком много дерьма. Дерьмо же надо зарывать, а не размазывать.
Роупер побагровел.
— Какое еще дерьмо? — спросил Роупер.
— В детали я не вдавался, — ответил Рист, — но в той части автобиографии, которую я прочел…
— Где этот подонок раздобыл ее? — негодующе воскликнул Роупер. — Этот ваш Тео… как его? Рист пожал плечами.
— По всей видимости, рядом с вами работает двойной агент. Лаборант, уборщица или еще кто-нибудь. Он продал ксерокопию уже завершенных глав человеку, который продал ее другому человеку, тот продал ее третьему, который, в свою очередь, продал ее мистеру Теодореску. Ведь мистер Теодореску — прорва, втягивающая любую информацию. Что же касается первого машинописного экземпляра или любого из последующих, то они никому не нужны, за исключением разве какого-нибудь литератора. За что еще могут заплатить, так это за рукопись. Впрочем, исследователю побудительных мотивов людских поступков или историку, изучающему генезис предательства, ваша автобиография покажется небезынтересной. Беда в том, что написать ее может любой, — ничего, помимо известного воображения, для этого не требуется. Кстати, ваш рассказ прервался — не от страха ли? — на пороге действительно любопытных признаний. Меня же интересует, затем вы вообще взялись за перо.
— Мне предложили изложить на бумаге некоторые мои мысли, — пробормотал Роупер. — Я решил попробовать, тем более что сам хотел кое-что для себя уяснить. Но вы так и не сказали почему…
— Мне кажется, все совершенно ясно. Видите ли, мистер Роупер, мой клиент…
— Послушайте, мне осточертело ваше идиотское «мистер». Я — доктор Роупер, понятно? Доктор, доктор, доктор!
Это напоминало стоический вопль из классической драмы: «Я все еще герцогиня Амальфи!»
[124]
.
— Увы, мистер Роупер, вас лишили докторского звания. Об этом было публично объявлено, но насколько я понимаю, вас просто не поставили в известность. Ученый совет вашего университета объявил, что обнаружены доказательства плагиата.
— Это гнусная ложь!
— Возможно. Но национальные интересы требовали представить вас мошенником и шарлатаном. Британская общественность могла спать спокойно — стоит ли обращать внимание на то, что к русским переметнулся какой-то проходимец? «Дейли уоркер» не информировала своих читателей о лишении вас докторского звания, и, разумеется, об этом не сообщалось в «Правде». Неудивительно, что вам ничего не известно.
— Мне тоже, — сказал Хильер. — То, что вы говорите, становится все более подозрительным.
— Как вам будет угодно. Но вы, мистер Хильер, перестали поспевать за быстротекущими событиями задолго до того, как подали рапорт об отставке. Ваше чтение ограничивалось строчками меню и родинками на животах у шлюх. Впрочем, это не столь важно. То, что я скажу сейчас, гораздо важнее. Один из министров кабинета был крайне взволнован, услышав во время званого обеда в Олбани
[125]
о том, что вас, мистер Роупер, собираются насильно вернуть домой. О вашей автобиографии он ничего не знал. Из этого я заключил, что он опасался, как бы во время суда не всплыли компрометирующие его факты. Я догадываюсь, чего он боится. Если бы вы не прервали свою автобиографию, я бы сейчас знал наверняка, какую роль в вашей жизни играла эта важная особа. И все же можно не сомневаться, что, коль скоро дело принимало личный оборот, ему требовалось обезопасить себя от вашего возвращения в Англию. Он и раньше прибегал к услугам «Панлеты». Это было связано с организацией отставки предыдущего правительства. Правительственное большинство в парламенте ограничивалось всего двумя голосами; между тем у одного из депутатов от малозначительного избирательного округа пошаливало сердце. Усилиями «Панлеты» у него началось обострение, и весьма скоро болезнь завершилась безвременной кончиной. Так вот, мистер Роупер, когда вашему недоброжелателю под большим секретом сообщили, что вы вскоре окажетесь в Англии, он снова обратился в «Панлету». Таким образом, оба моих задания никак между собой не связаны и лишь по чистой случайности будут выполнены в одном и том же месте. Агентство «Панлета» дорожит своей репутацией и заботится об удобстве клиентов. К тому же оно берет себе только десять процентов комиссионных, остальное достается исполнителю.
— Значит, вы не собираетесь выполнять второе задание? — повеселев, спросил Роупер. — После того как вы убьете Хильера, он не сможет доставить меня…
Роупер чуть не сказал «домой».
Рист печально покачал головой.
— Нет, так не пойдет.
— Но ведь вам уже заплатили, — сказал Хильер. — Вы сами сказали. Следовательно, можно вообще никого не убивать.
— Я получил только часть денег, — сказал Рист. — К примеру, вы, мистер Хильер, в начале путешествия заплатили мне часть денег и, как я понял, собирались в конце заплатить еще. С моими двумя заданиями — тоже самое. Но перед тем как мне выплатят недостающую сумму — причем это в равной степени касается Департамента Х и мистера Y, — я должен представить доказательства успешного выполнения задания. Обычно я привожу с собой палец…
— Палец?!
— Да. Чтобы проверили отпечаток. Отпечатки пальцев большинства моих пациентов известны. Разведчики, знаменитые ученые и тому подобное — на всех на них заведены досье. Странно: как только на вас заводится досье, к вам начинают относиться, как к потенциальному преступнику. И угроза такого наказания, — он покачал пистолетом, — висит над каждым. Когда вы докурите сигару, мистер Хильер, ястреб устремится вниз.
