Подруга выглядела теперь встревоженной.
– Слушай, скажи мне честно, Герман угрожал тебе или что-то подобное?
– Нет! – ответила Кристина, возможно, чуть громче, чем следовало. – Что ты, конечно, нет! Он ведь даже не знает, что я что-то раскопала сама. По правде сказать, я не планировала ему говорить. Ты знаешь, случай с этой девушкой, которую нашли на свалке, не дает мне покоя.
– Не думаешь же ты, что это Герман убил ее?!
– Не он, но вполне возможно, что ее смерть и его работа как-то связаны.
Ника снова задумалась, затем вдруг сказала:
– Тебе надо съезжать от него, если это что-то серьезное. Если, конечно, ты не ошиблась и ничего не перепутала.
– Нет, – твердо ответила девушка. – Я останусь. Он обещал со временем рассказать мне всю правду. Мне кажется, сейчас я уже на пороге того, чтобы все понять. Разгадать самую большую загадку Германа. Он все мне расскажет, и тогда я смогу понять, могу ли доверять ему. Могу ли я… любить его.
Глава 30
Он сидел у ее ног на коленях, обнаженный по пояс. Плотно задернутые полностью скрывали спальню от света уличных фонарей. Кристина зажигала свечи, медленно обходя комнату. Черный шелковый халат был легко подпоясан, отчего его полы расходились в стороны, представляя глазам Германа нежную бледную кожу, затянутую в черное кружевное белье. Он следил неотступно за плавным ходом девушки и непременно коснулся бы ее, если бы не связанные за спиной руки. Такими были условия игры, которые он предложил сам.
Возбужденное дыхание сушило губы. Герман украдкой провел по ним языком.
– Так ты уже не боишься?
– Нет. Я пересмотрела свое отношение.
Кристина зажгла последнюю свечу и потушила спичку.
– Почему вдруг?
Она взяла в руки плеть.
– Ради тебя.
Девушка повернулась к нему лицом. Герман смотрел на нее с нескрываемым торжеством, пожирал взглядом и улыбался.
– Ты замечал, что наши игры в госпожу и раба неправильные? – вдруг спросила девушка.
– И чем же?
Он скользил по ней глазами, ловя каждое движение ее тела, каждое волнение черного шелка, спадающего с ее бедер.
– У тебя несломленный и непокорный вид.
Он оскалился самой довольной из всех своих улыбок.
– Я ничего не могу с собой поделать. Это сильнее меня. Тебе не нравится? Ты бы предпочла, чтобы я пресмыкался?
– Нет, – она щелкнула плетью в воздухе, пробуя ее. – Но тяжело бить того, кто прямо смотрит тебе в лицо с видом победителя.
Кристина отбросила плеть на покрывало кровати и подошла к Герману, утопая босыми ступнями в мягком ворсе ковра. Она развязала пояс. Его ширины должно было хватить. Темные глаза Германа скрыл черный шелк. Мужчина рванул голову в сторону.
– Эй, я не просил об этом!
Звонкая пощечина зажгла румянец на его щеке.
– Сиди смирно. Иначе будешь играть один.
Кристина завязала ему глаза поясом, и Герман этому не противился. Затем она приподняла за подбородок лицо своего пленника и нежно коснулась губами его губ.
– Все это для тебя.
Герман криво улыбнулся в ответ.
– Ты быстро учишься.
Девушка встала у него за спиной. Она положила руки ему на плечи, массируя их. Затем ее ладони поднялись выше, и она запустила свои мягкие пальцы в густую гриву его каштановых волос.
– Тебе не нравится?
Он запрокинул голову навстречу ее ладоням.
– Именно это мне и нравится.
Герман провел немного времени, нежась под прикосновениями ее рук, затем сказал:
– Итак…
– Итак, – привычно отозвалась девушка.
– Начнем?
– Обязательно. Но сначала… не хочешь сыграть в мою игру?
Герман явно был заинтригован.
– Что за игра?
– Называется «ты мне – я тебе».
Он поморщился и ответил.
– Звучит скучно и знакомо.
Кристина вздохнула.
– Очень жаль. Ведь я уже сделала первый ход. Я пошла тебе навстречу в твоих желаниях. И вот ты сидишь, полуголый и связанный, у моих ног, – она снова взяла в руки плеть, обвила ею шею Германа, чуть сдавив, и наклонилась к самому его уху, шепча: – Я надеялась на взаимность.
Его шепот звучал хрипловато и сдавленно:
– И чего ты хочешь?
Она ослабила петлю из плети, позволяя ему свободно дышать.
– Ты говорил, что эта игра – искупление. За твои поступки. Что тебе так легче. Я хочу знать, какие грехи буду отпускать тебе сегодня.
– А если я не скажу?
– Мы все равно продолжим, ведь я обещала.
Кристина понимала, что шантажировать Германа глупо: игрок и победитель по натуре, он все равно найдет, чем ответить, и все будет так, как он захочет. Теперь она избрала другой подход и в ожидании ответа, кажется, перестала дышать. Наконец в тишине комнаты раздался его голос:
– Тогда, пожалуй, я не стану рассказывать.
Девушка с досадой стиснула в ладонях плеть, стоя у него за спиной, но удержалась, чтобы не сдавить ей шею Германа снова.
– Почему?
– Во-первых, обстановка не подходящая. Я все испорчу. Расскажи я тебе, ты не захочешь продолжать. А во-вторых, речь пошла бы не о сделанном, а о том, что мне еще только предстоит сделать. Так что… прости. Нет.
– Мерзавец, – с улыбкой протянула она в ответ у самого его уха.
– Я знаю, – он мягко улыбнулся, откинув голову, рассчитывая коснуться Кристины, но она быстро выпрямилась и отступила на шаг назад, оставив его одного.
– Итак, начнем.
Она размахнулась, и длинная плеть, тихо пропев в воздухе, хлестнула Германа по плечу. Огоньки свечей вздрогнули, заплясав. От неожиданности парень охнул и дернулся, но быстро совладал с собой и спокойно сел, сцепив связанные руки и опустив лицо.
Кристина обрушивала на него удары снова и снова, покрывая его спину и плечи вспухающими розовыми полосами. Пламя свечей плясало, и в такт им плясал лихорадочный блеск в глазах Кристины. Герман упрямо хранил молчание, было слышно только, как плеть слабо свистит, рассекая теплый от пламени свечей воздух. Спустя время девушка уже почти выбилась из сил, но добилась от него сдавленных стонов сквозь зубы. Испарина золотила ее зардевшееся лицо в свете живого огня. С плеча Германа и по его спине капельками стекал холодный пот боли и напряжения.
Она отступила назад и, оглядев связанного мужчину, удовлетворенно отбросила плеть в сторону. Затем развязала ему руки. Герман несмело принялся растирать затекшие запястья. Кристина обошла его и, встав спереди, взяла в свои ладони его лицо, поднимая и обращая к себе. Она сдвинула с его глаз повязку и небрежно уронила ему на колени. Герман смотрел ей в лицо затуманенным, влажным взором.
