Мои слезы перешли в болезненный вой, когда я прочитала одно из его писем, которое никогда раньше не видела прежде.
«Поцелуй за меня на ночь мою милую девочку, моего светловолосого ангела. Наш malaki… я вернусь через две недели, и не узнаю эту красавицу. Дорогая, скажи ей, что я очень люблю ее. И я рядом, несмотря на то, что сейчас, я так далеко…»
Я не видела последних строк из этого письма из-за слез. И так и уснула, на полу, в обнимку со своей коробкой, в которой не хватало одной детали – моего кулона. Если бы была хоть малейшая возможность его вернуть… я бы отдала в десятки раз больше, чем он стоит, чтобы вновь почувствовать его тяжесть на шее.
Я не хотела оставлять маму одну, но мой незапланированный «отпуск» затягивался. Я не могу потерять работу, теперь, когда это единственное, что заполняет пустоту в моей жизни. Иначе просто свихнусь, засяду дома за картинами в одной пижаме. К тому же, я скучала по Ангелу. Надеюсь, она не сильно обижается на то, что я так долго ее не навещала.
Как только я вернулась в Нью-Йорк я взяла на себя несколько проектов сразу, и соглашалась на все развлекательные мероприятия, которые мне только предлагали. Сначала, я ходила по улицам города, все время озираясь по сторонам. Но к моему удивлению, Амир больше не преследовал меня. Через пару дней я увидела в прессе статью о Джареде. Развлекается в Лондоне, не скучает. Желтая пресса… но трудно не поверить фото, где он идет под руку со стройной блондинкой, в элегантном наряде. Нашел девушку «своего уровня», поздравляю. И подпись «Арабский принц нашел свою любовь в Лондоне».
Месяц прошел. Я себя потеряла, попрощалась с отцом, а он нашел любовь. Живет и радуется. Ну что, Джаред? Эту красавицу ты тоже заставишь на стеклах танцевать?
Это было больно, очень. Я конечно, и не хотела, чтобы он искал со мной встреч, и пытался меня вернуть… наоборот, боялась этого, но найти девушку, моего типажа, это слишком. Он, как назло. И ведь знал, что его сфотографируют, и я это увижу… или у меня паранойя?
Эти фотографии помогли мне поверить в то, что я все-таки приняла верное решение.
Джаред
Лондон.
– Ты снова здесь? Как сегодня себя чувствует твой приятель? – спрашивает Амелия, стоя по другую сторону высокой решетки, окружающей вольер Кудры. Мы оба находимся внутри, и мать с тревогой в серебристых глазах, наблюдает за нами. Она ни разу не осмелилась войти внутрь, и правильно делала. Неизвестно, как поведет себя хищник с незнакомым человеком. Я леденею от ужаса каждый раз, когда думаю о том, что пережила Мэл, когда Али бросил ее в клетку с моим тигром.
– Он плохо ест. Ветеринар сказал, что Кудра переживает из-за того, что оказался в новом месте. И климат ему не очень подходит, – поясняю я, почесывая уснувшего хищника за ухом. – Столько месяцев. Можно бы уже было и привыкнуть к новой обстановке. – добавляю я.
– Ты же не привык, – с печалью в голосе замечает Амелия. Я поднимаю голову. И наши взгляды встречаются.
– Почему ты так решила? – осторожно спрашиваю я. Мама пожимает плечами, делая шаг вдоль вольера.
– Вчера у Милтонов ты вел себя идеально, – произнесла она, вздохнув. Я залюбовался ее ухоженным лицом и горделивой осанкой, не уставая удивляться, как Амелии удалось сохранить свою красоту, после всего, что она пережила по вине моего отца. – Все наши друзья считают тебя настоящим англичанином, – она натянуто улыбается.
– Забавно, – ухмыляюсь я.
– Некоторые очень влиятельные семьи не отказались бы видеть тебя рядом со своими дочерями.
– Я заметил твою склонность к сводничеству. Вчерашний ужин тоже был задуман с целью свести меня с Ванессой Милтон? – с иронией спрашиваю я.
– Я хочу видеть своего сына счастливым. Но он отчаянно сопротивляется. Чем не угодила Ванесса? По-моему, она в твоем вкусе и просто идеальная девушка, – Амелия пристально всматривается в мое лицо.
– Да. Даже слишком, – скептически соглашаюсь я, вставая на ноги. Кудра рычит во сне, потревоженный моим перемещением. Я выхожу из вольера и запираю за собой клетку. Поворачиваюсь к матери, и мы идем с ней по дорожке вдоль просторного сада в сторону старинного особняка, в котором я провел последние несколько недель, пытаясь играть роль английского денди, вращаясь каждый день в аристократическом обществе и ведя занудные беседы с многочисленными гостями семейства Риз.
– А Беттани? Тоже слишком идеальная?
– Скучная, – хмурюсь я. – Прошу прекрати искать мне подружек, я достаточно взрослый, чтобы делать это самостоятельно. – довольно прохладно произношу я. – К тому же скоро я вернусь в Америку, чтобы заняться новым проектом. Мои финансовые неурядицы рано или поздно закончатся, а я не привык маяться от безделья.
– Ты мог бы открыть бизнес здесь. Я бы подняла связи и помогла тебе.
– Я сам, мам, – резковато говорю я, и добавляю мягче, – Не обижайся, пожалуйста.
– Как я могу обижаться, Джаред. Выбор всегда за тобой. Но, что тебя держит в Америке? Если ты собрался начинать с нуля, то почему бы не здесь? Рядом со мной?
– Не задавай вопросы, на которые я не могу ответить, – отвожу в сторону взгляд, замечая возле фонтана одну из своих бывших наяд.
– Как дела у Захры и ее подруг? – сухо осведомляюсь я.
– Отлично. Я устроила их на курсы английского, чтобы девушки могли усовершенствовать язык. Они стали брать выходные и выбираться в город. Осваиваются потихоньку. Но сначала им было очень сложно. Я с трудом уговорила их не носить абайю в доме, а потом и в саду. Сейчас, как видишь, им хватает только платка на волосах, чтобы показаться на глаза другим людям. Свобода она опьяняет. Стоит вздохнуть и уже не остановиться, – Амелия улыбается, но глаза остаются серьезными.
– А ты, Джаред, не выглядишь свободным. Когда я смотрела на тебя через решетку клетки, то подумала, что вы оба с Кудрой одинаково несчастны здесь. Неужели ты скучаешь по Анмару?
Я пожимаю плечами, поднимая в знак приветствия руку, и Захра отвечает мне широкой улыбкой, но не бежит навстречу, как раньше, готовая выполнить любую просьбу. Я больше не ее хозяин. И в этом нет надобности. За то время, что я провел в доме матери, мои бывшие наяды едва ли сказали мне пару слов, занимаясь своими повседневными делами по хозяйству и уборке особняка.
– Я не знаю, что ответить, мам. Анмар долгое время казался мне тюрьмой. Я был там чужим, но и здесь я ощущаю себя так же, хотя не должен. Ты любишь меня, и твои дочери меня приняли, как родного. Друзья, родственники и общество, которому ты принадлежишь… ни единого косого взгляда или неуважительного замечания. Все так, как ты рассказывала в детстве. Но я все равно не чувствую себя здесь дома.
– Я понимаю, – Амелия кладет ладонь на мое плечо. – Ты вырос в другой стране, привык к ее обычаям и традициям. Слишком велика разница между нашими странами. Законы, религия, люди – все другое. Не представляю, как ты справляешься. Когда я вернулась в Лондон, я, не поверишь, очень долго шарахалась от людей, пытаясь прятать лицо.
