К восторгу Элис, Сандаун подогнул передние ноги и поклонился. Коллен был до смешного горд своим любимцем.
– Какой он красивый!
– Он тоже так считает. Его можно погладить. Он любит, когда его ласкает красивая женщина.
– Это раньше я была красивая. Я старая. Бодин отрезала мне волосы и снова сделала меня приятной.
– Правда? – На его лице снова засветилась гордость. – Очень неплохо. Совсем как у Мисс Фэнси. – Пока он говорил, она бочком подошла ближе и подняла руку, чтобы погладить лошадь по щеке. – Знаешь, я просто влюблен в Мисс Фэнси.
Элис засмеялась – чуть визгливо и хрипловато.
– Она даже старше меня!
– Это ничего не значит.
– Сандаун, – пробормотала Элис. – Тебя зовут Сандаун, Закат. Я люблю смотреть, как садится солнце. Небо делается таким красивым. Прямо волшебным. Я люблю лошадей. Я помню. У меня в голове все перепуталось, но я помню, что люблю лошадей. Я люблю скакать на них, быстро скакать. Я могла стать кинозвездой и жить на ранчо на Голливудских холмах. Я бы ходила за покупками на Родео-драйв.
– Вот, надень. – Она не отшатнулась, когда он помог ей влезть в его куртку. – Когда Сандаун поправится, может, ты захочешь прокатиться на нем.
Она прижала пальцы к губам, а ее глаза сделались круглыми от восторга.
– Правда?
– Когда ему станет лучше. Доктор скажет нам, когда будет можно. И ты прокатишься на Сандауне.
– Я… может, я уже забыла, как ездить.
– Не страшно. Я сейчас учу новичков. Мы с Сандауном тут, рядом. Так что подумай об этом.
– Я подумаю об этом. Никто меня не остановит. Я подумаю об этом. Куда его ранили?
– Прямо в брюхо. Видишь?
Она ахнула – и Коллен увидел, что она помнила, как надо обращаться с лошадью, хотя, может, и не помнила, как ездить верхом.
Она присела на корточки и, гладя одной рукой лошадиный бок, рассматривала рану.
– Подлый выстрел. Подлый. Я знаю, что такое подлый человек. Такой человек сажает тебя на цепь, бьет кулаками и хлещет ремнем. Вот как. У лошади будет шрам. У меня есть шрамы. Как мне жаль, – проворковала она, вернулась к морде Сандауна и погладила. – Бедный. Мне жалко, что тебя кто-то обидел. Какой-то подлый негодяй.
Сандаун положил подбородок ей на плечо, и она на миг закрыла глаза. Открыв их, она взглянула прямо в глаза Коллена:
– Ты не подлый. Я знаю, что такое подлый человек. Он даже подлее, чем ты можешь подумать. Но я не помню тебя.
– Меня не было, когда ты тут жила.
– Я убежала.
– Я тоже убежал, когда был примерно в том же возрасте, что и ты.
Наклонив голову, она смерила его долгим взглядом, продолжая гладить Сандауна.
– Куда ты убежал?
– Знаешь, это забавно. Я убежал в Калифорнию, как и ты. Потом оказался в Голливуде.
Она снова ахнула, и что-то загорелось в ее глазах.
– Ты кинозвезда? Ты красивый.
– Нет, мэм, но я работал на съемках фильмов. Работал с лошадьми.
В ее вздохе было что-то молодое и восторженное.
– Это было прекрасно?
– Мне нравилось.
– Но ты вернулся.
– Я скучал по этим местам. По ранчо, по людям. У меня тут мать и сестра, и я им нужен больше, чем я думал, когда уезжал.
– Я тоже скучала по ранчо, по моей семье. Я возвращалась. Тебя никто не остановил, когда ты возвращался.
– Нет. Мне очень жаль, что тебе кто-то помешал вернуться.
– Я стала там старая, – сказала она ему. – Старая, слабая и сумасшедшая.
– Мисс Элис, это неправда! Я не вижу этого, когда смотрю на тебя. И сейчас, когда мы беседуем.
– Беседуем, – медленно повторила она. – Мы беседуем.
– Я вижу, я слышу, я понимаю, что у тебя рана в душе, но ты сильная. Совсем как Сандаун. Сильная, умная и хорошая, только у тебя раненая душа.
– Я не боюсь тебя.
Он попробовал усмехнуться ей:
– Я тоже тебя не боюсь.
Она коротко рассмеялась, и это ему понравилось.
– Теперь я больше чувствую, что я Элис, с такой стрижкой и рыжими, как у бабушки, волосами. С Сандауном я тоже чувствую, что я Элис. Ты мне поможешь вспомнить, как надо ездить верхом, когда он поправится?
– Обещаю. А ты можешь оказать мне ответную услугу?
– Я пока еще многое не могу. Я могу связать тебе шарф. У тебя серо-голубые глаза. Может, у мамы есть такая шерсть, и я смогу связать тебе шарф.
– Это будет приятно, но сейчас ты, надеюсь, поможешь мне уговорить Сандауна. Ему нужно принять лекарство, а он не хочет. Ему надо поправиться, залечить рану. Может, тебе удастся его уговорить.
Коллен поймал на себе взгляд Сандауна, обвинявший его в хитрости. Коллен просто улыбнулся в ответ. Черт побери, если кто-то скажет, что эта лошадь не понимает каждое слово, Коллен назовет его человеком, лишенным воображения, или даже лжецом.
Перед отъездом на работу Бодин принесла в конюшню термос с черным кофе.
Она уже нашла Коллену замену, написав Изи, у которого был выходной, и попросив его выйти на работу. Еще она написала Мэдди, чтобы та взяла один из уроков на себя. Она отменит шоу с Сандауном, когда вернется на работу, и пока раздумывала, чем его заменить. Но все остальное она уже сделала.
В бараке проснулись работники, а в доме – отец с братьями. Клементина, вероятно, приедет с минуты на минуту.
Начинался новый день.
Бодин надеялась, что у Гаррета Клинтока день начался за решеткой – потому что она, как и Коллен, не сомневалась, что стрелял именно он.
Она едва не споткнулась, когда в жемчужном свете раннего утра увидела Элис, идущую ей навстречу.
– Элис? Элис, что ты тут делаешь? – Да еще в куртке Коллена, отметила она.
– Я ходила смотреть на лошадь. Она ранена. И мужчина – мужчина, – я не запомнила его имя…
– Коллен?
– Коллен! Кол. «Я – Кол», – сказал он. Кол тоже ранен. Я помогла ему дать Сандауну лекарство, и мы побеседовали. Он поможет мне ездить на Сандауне, когда Сандаун поправится. Кто-то был такой подлый и злой. Злой, злой. Я ненавижу зло. К нему можно привыкнуть. Я привыкла к нему, но теперь я его ненавижу. На небе были звезды. Теперь их нет.
– Солнце восходит. – Бодин показала рукой на восток. – Видишь?
– Солнце восходит. Мне нравится. Люди встают.
Заметив у Элис вспышку паники, Бодин взяла ее под локоть.
– Они не злые.
– Откуда ты знаешь? – прошипела Элис. – Сэр тоже не казался злым, когда я села в его пикап. Почему ты так думаешь?
