– Да, мы в ответе за тех, кого приручили, – пробормотал себе под нос Владимир Александрович.
– Простите, что вы сказали?
– Да, нет. Это я так. Так что же было дальше с этим натурщиком?
– Даже не знаю. Кажется, он просто исчез. Лучше узнать у мужа. Ах да! Как же я забыла. Пару месяцев назад у мужа вышла ссора с одним приятелем. Пожалуй, даже с другом детства. Миша с Алешей Луганцевым еще со школы дружит.
– И что же между ними вышло?
– Алексей приходил к Мише просить взаймы. Я не знаю, что у него стряслось, но он так настаивал. Алексей вообще-то довольно спокойный, а тут они так громко разговаривали, он почти кричал, я даже в спальне слышала. Ему для чего-то позарез нужны были деньги. Миша отказал, у нас вообще правило: никогда не одалживать и не занимать. Миша все объяснил, а Алексей обозвал его жмотом, сволочью. Еще какими-то некультурными словами и убежал, хлопнув дверью. Я даже не успела выйти с ним попрощаться.
– Любопытно. Данные друга у вас, разумеется, есть?
– Конечно. Пишите, – кажется, Любовь Георгиевна поняла всю важность собственных показаний и выдавала их не без удовольствия.
Алексей Семенович Луганцев явился к следователю сам. Соболев уже домой собирался, когда позвонили с проходной. Пришлось задержаться.
– Здравствуйте, товарищ Луганцев, заходите, – предложил Владимир Александрович явившемуся художнику.
– Что, удивлены? – устраиваясь возле стола, спросил насмешливо Луганцев. – Мишка Пичугин позвонил, жди, говорит, повестки, благоверная у следователя была. А чего думаю, ждать? Вот, явился.
– Очень хорошо. Значит, с Михаилом Андреевичем Пичугиным вы уже помирились?
– Да мы и не ссорились, – засмеялся беззаботно гость.
– А как же показания гражданки Пичугиной?
– Любки-то? Гражданин следователь, мы с Мишкой еще с детства друзья-приятели, вместе в художественной школе учились. Я Мишку как облупленного знаю. И деньги приперся к нему просить от отчаяния, очень уж приперло.
– А что у вас за острая нужда была, если не секрет?
– Да какой там секрет. «Москвича» предложили недорого, хозяин срочно продавал. В очень хорошем состоянии. А у меня денег не хватало, только через месяц должны были за работу заплатить, а я о машине уже который год мечтал, а тут – такой случай. Кинулся по знакомым, кое-что подсобрал, но все равно не хватало. Ну, и пошел к Мишке, хотя знал, что не даст. Он у нас жутко правильный и принципиальный, – развел руками Луганцев. – Ну и не дал, я психанул. А тут Любка. Она женщина строгая, манерная, так я при ней всегда такой весь выдержанный, прилизанный, благовоспитанный, а тут сорвался.
Представить себе Луганцева прилизанным и выдержанным Соболеву было крайне сложно. Сидящий перед ним индивид был каким угодно, только не прилизанным.
Алексей Семенович имел рыжевато-русую клочкастую шевелюру, сильно походившую на старый веник, и неряшливую квадратную капитанскую бороду. Облачен художник был в темный свитер крупной вязки, заляпанный краской, в потертые джинсы и драповое серое пальто, совершенно не гармонировавшее с остальным костюмом, на шее болтался толстый мохеровый шарф в яркую клеточку. Во всем его облике сквозило что-то вольно-диковатое.
– В общем, Любка от меня до сих пор шарахается, думает, наверное, что я за ее благоверным с ножом по темным переулкам охочусь, – хохотнул в очередной раз Луганцев.
Несмотря на почти разбойничий вид художника, Владимиру Александровичу он почему-то понравился. Не было в нем ни подлости, ни чопорности. Простой открытый парень.
– Вы сказали, что долгие годы дружите с Пичугиным?
– Ну да. Я смотрю, у вас тут курить можно?
– Да, пожалуйста. А семью его вы хорошо знаете?
– Да, в общем, наверное, неплохо. А что?
– Как думаете, мог кто-то из знакомых Пичугиных ограбить их квартиру?
– Гм… Да я уже сто лет твержу, что их раскулачивать пора. Такая коллекция в частном владении! – закидывая ногу на ногу, простодушно сообщил Луганцев. – Вполне допускаю, что кто-то разделяет мое мнение. А если серьезно… – Он скептически поморщился. – Сомневаюсь. Пичугины очень разборчивы в знакомствах, контингент, который у них бывает, отмычек при себе не носит, это все больше мягкотелые интеллигенты. А у нас знаете как? На словах все такие сорвиголовы, а на деле? Бесхребетные амебы, инфузории-туфельки. Жалкое зрелище.
– А вы слышали недавнюю историю с увольнением домработницы в семействе Пичугиных?
– Это которая у них после Капы была? Ну, еще бы. Елена Леопольдовна мне все уши прожужжала, до чего народ бессовестный пошел. Ворует у хозяйки и не краснеет, так еще и обзывается в ответ. Представляю эту бедную бабу, за две копейки небось такого от Елены натерпелась, – в очередной раз хохотнул Луганский, от чего столбик пепла с его сигареты просыпался ему на пальто, но он и ухом не повел. – Не хотел бы я с нашей баронессой связаться, заклюет любого. Знаете, как я ее в детстве боялся? Пикнуть при ней не смел, даже в гости к Мишке ходить не любил. Смотрит вечно, как на микроба. Этакая высокомерная немецкая спесь, крепко замешенная на русской дворянской гордости. Я бы ее даже написал, в этаком псевдоисторическом духе. Черное шелковое платье, кружевной чепец и непременно с лорнетом.
– Это вы Елену Леопольдовну Пичугину баронессой называете?
– Ну да. Прадед у нее был немецкий барон.
– А мне сказали часовщик.
– Ну, да? Ай да Елена, умеет себя подать. Вроде она про себя никогда такого не говорила. Но слухи вокруг нее всегда клубились, – не унывал Луганцев.
– А вы сами видели эту женщину? Домработницу?
– Да вроде один раз, мельком.
– Хорошо. А что за ситуация была у Пичугина с натурщиком, молодой человек по имени Виктор?
– Ну, тут Мишка сам виноват, – закуривая следующую сигарету, проговорил на этот раз серьезно Луганцев. – Я парня знаю, тоже с ним пару раз работал. Его Толик Ермольников где-то нашел. Это художник один. Парнишка просто сказочной красоты, лицо, сложение. Хоть Аполлона пиши, хоть былинного богатыря, хоть прекрасного Роланда. Говорят, он раньше где-то на физика учился, что ли. Толик его в Академию художеств перевел на искусствоведение. Взял под свое крыло, учил, кормил, поил, одевал, души в нем не чаял. Но долго такое сокровище в мешке не утаишь, у Толика в мастерской разный народ бывает, так и я с Витькой познакомился. У меня жуткий творческий простой был. Никак одна работа не шла, а заказчик напирал, я уж даже пить начал, а тут зашел к Толику, вижу, сидит у него на табурете этакий Адонис. Ну, подрядил его на парочку сеансов, дело сразу на лад пошло. А Витька, он же сосунок совсем, еще каждому в глаза заглядывает, все ему в диковинку. Все в новинку, и в каждом друга-покровителя ищет.
