– Так просто. А Постников что собой представляет как художник?
– Да ничего. А если честно, так он даже и не Постников.
– То есть?
– Постников – это его тесть, а наш драгоценный Александр Максимович после свадьбы взял фамилию жены, – с усмешкой пояснил Ежухин.
– Ничего себе! А как его до этого величали?
– Понятия не имею. Мы в ту пору знакомы не были.
– Откуда же вам известно о смене фамилии?
– Теперь уж и не вспомню, но об этом все знают. А что касается того, какой он художник, так его последнюю работу мы, наверное, лет пять-семь назад видели. Он у нас все больше по административно-хозяйственной части подвизается. Слушайте, а что мы с вами какие-то сплетни обсуждаем? – взглянув на часы, опомнился Ежухин. – Вы же говорили у вас ко мне дело какое-то.
– Да, извините. Просто так называемые сплетни – это тоже дело. Хорошо, последний вопрос. Где вы были в ночь со вторника на среду?
– Дома, естественно, спал. А что? Ах да. Я, значит, как и Постников, и Вася, и Крымчинский, вошел в число подозреваемых, – сообразил Ежухин. – Тогда уж и Аллочку считайте.
– Считаем.
– Вот это правильно, – одобрил Петр Петрович. – Потому что Васю можно сразу со счетов сбросить, он у нас божий человек, мухи не обидит, все у него хорошие. Крымчинский так пьет, что, наверное, не то что убить, за порог мастерской с трудом может выйти. Постников, этот разве что в состоянии глубокого аффекта, если его карьере будут угрожать. Но старый Пичугин уже никому не угрожал. Хотя в последнее время ходили какие-то слухи… – нахмурился Ежухин. – Какая-то грязная история в Академии, что-то со средствами, а это уже по части Постникова. Только вот какое к ним отношение покойный Пичугин имел, понятия не имею.
– Мы считаем, что целью преступников было ограбление, а убийство было непреднамеренное. Никто не ожидал, что дома будет кто-то из хозяев, – счел возможным пояснить Никита.
– Ах вот оно что! Но все равно. Зачем Постникову или Крымчинскому грабить Пичугина? Сами не бедствуют. Вася, тот и вовсе ни при чем. Я, естественно, этого не делал. А вот Аллочка, эта особа может все. Только ей про меня не говорите. В порошок сотрет. А я еще человек молодой, мне еще жить и жить, – с нервным смешком проговорил Ежухин, но глаза его умоляюще смотрели на Никиту.
– Не бойтесь, не выдам.
– Вот и хорошо. А я вам даю честное слово, что никого не грабил и не убивал, не только в ночь со вторника на среду, но и вообще никогда в жизни. Вот честное благородное слово, – прижав к груди правую руку, торжественно произнес Ежухин. – Мне сейчас неприятности не нужны как никогда. Мне работать надо!
Никита ему практически поверил.
Теперь в его списке остались друг Пичугина некто Юрий Владиславович Санько и Аллочка.
Никита вышел на улицу и загрустил.
Город накрыла липкая душная влажность. Солнца не было, но от этого было ничуть не легче. Рубашка тут же прилипла к спине, лоб покрылся испариной. Никита с тоской посмотрел на небо. Грозой еще и не пахло, даже дождик не мерещился.
«Эх, сейчас бы окунуться в прохладный водоем или хотя бы душ принять. Если сейчас повернуть направо по путепроводу, то можно быть дома минут через пятнадцать-двадцать. Полчасика принять душ и выпить квасу и можно еще куда-нибудь успеть», – бодро размышлял Никита, топая к машине, когда его эгоистичные планы прервал телефонный звонок:
– Борисов, ты куда пропал? Тебя почему два дня в конторе не видно? Начальство требует отчет по делу Пичугина. Или ты сам себе отпуск оформил за государственный счет? – Голос капитана Бурляева звучал раздраженно-требовательно.
– Да вы что, Александр Юрьевич, – бодро отрапортовал Никита, понимая, что о душе можно забыть. – Я вот только что с одним из подозреваемых встречался. У меня работа кипит, у меня сейчас еще две встречи назначены. А уж потом я собирался в отдел заскочить с отчетом.
– Врешь небось как сивый мерин, сидишь наверняка где-нибудь в кондиционированном помещении, пиво холодное пьешь, – с черной завистью проговорил капитан.
– В середине рабочего дня? Да я даже не обедал, если уж на то пошло, – с обидой в голосе проговорил Никита, слегка приврав.
Пообедать он все же успел, заскочил в столовую после встречи с Постниковым, но начальству было лучше об этом не докладывать.
– Ладно, страдалец, – немного подобрев, проговорил капитан, – закончишь с допросами, дуй в отдел, я тебя дождусь. Только давай не поздно.
«Ох, и чутье у капитана, прямо звериное», – вздохнул Никита, набирая номер Санько.
Николай Михайлович нервно шагал по спальне, стараясь не поддаться панике. Они с Андреем только что поели, и Николай Михайлович, как примерный семьянин, собирался отчитаться перед женой о преждевременном возвращении отпрыска из Финляндии и о том, что видел его днем на Невском проспекте, а также о том, что Андрей опять встречался с этой вертихвосткой Анжелой.
Увы, жена не отвечала. Она не ответила на звонок. На эсэмэс, на второй звонок, на просьбу «Срочно перезвони, это важно». И даже на тревожное послание «С Андреем серьезные проблемы, перезвони».
Жена молчала. «А может, она не доехала до дачи? Может, авария случилась? А может, ей плохо с сердцем?» – заметались в голове Николая Михайловича пугающие, юркие, как тараканы, мысли.
А что, если она не поехала на дачу, а просто бросила его? Бросила насовсем? А может, у нее появился любовник или она завела его, чтобы отомстить ему?
Нет, нет. Так быстро она бы не успела.
А если у нее уже был кто-то на примете? А может, она улетела в Испанию? А может, она улетела туда не одна?
Господи, что же делать?
Совершенно идиотская ситуация. А все Лилька-стерва! Угораздило его связаться! А ведь выглядела сперва такой зефирно-воздушной. Такой одухотворенной, такой влюбленной, такой бескорыстной.
Да нет, он сам виноват. Говорил ему отец: «Не блуди, не шастай по бабам, плохо закончится. Все жадные стервы, выбрал себе жену, с ней и живи».
«Прости, пап, не послушался, дурак, что теперь делать?» – посмотрел в сторону кровати Николай Михайлович. Ему отчего-то все время казалось, что отец где-то рядом, тут, дома, он то и дело заговаривал с ним.
– Ты не забыл, что Елена знает о портрете и, между прочим, забрала его? – раздался сухой, недовольный голос отца.
– Да-да, действительно, еще и картина! – спохватился Николай Михайлович. – Что же делать? Что теперь делать, а завтра ведь твои похороны?
– Поезжай за ней, слюнтяй. Вообще не надо было отпускать. Удержать всегда легче, чем возвращать. Ты же мужик, а не тряпка, так веди себя как положено. Ты глава семьи, кормилец, ты мужик. Вспомни об этом, встряхнись. Попроси прощения. Порви с этой девкой. Сделай это публично, так, чтобы жена узнала. Работай мозгами. Не забудь цветы и подарок купить. Только не суй ей это все как взятку, а преподнеси как признание в любви. С того света учить приходится, – ворчал отец, выходя из комнаты.
