– Разрешите, – кашлянув с порога, проговорил Никита, любое учебное заведение навевало на него благоговейную робость. – Я вам звонил.
– Ах, да, да. Конечно. Проходите. Видите, что со мной творят эти балбесы? – поворачивая к старшему лейтенанту холст, горестно спросил Пичугин. – Ну, что же я могу вам поставить за такую работу? – Он снова обернулся к студентке.
– Три, – жалобно пискнула та.
Пичугин еще раз взглянул на лейтенанта и, горестно вздохнув, произнес:
– Три. И чтобы больше с такой халтурой мне на глаза не показываться.
Девица, прихватив зачетку с вожделенной тройкой, развернулась к дверям и одарила лейтенанта уже не жалким, а вполне себе нахальным, самодовольным взглядом.
Никита в который раз подивился женскому коварству.
– Если бы не вы, не видать бы ей этой тройки как своих ушей, – сердито буркнул Николай Михайлович. – Есть там кто еще за дверью?
– Вроде парнишка какой-то мается, – припомнил Никита.
– Ладно, пусть подождет, может, о чем-нибудь умном подумает, – решил Николай Михайлович. – Слушаю вас.
– Меня интересует простой вопрос: кому из знакомых вы говорили о поездке на дачу?
– Из знакомых? При чем тут знакомые? Да и мало ли кому я говорил? И при чем тут знакомые, вы что, их подозреваете? Это глупость полнейшая. И потом, откуда я помню, кому говорил? – слова сыпались из Николая Михайловича, словно орехи из худого мешка, звонко и кучно.
Создавалось впечатление, что то ли он думает вслух, то ли у него недержание речи. Так тараторить могли только торговки на южном базаре.
Но Николай Михайлович, выдав этот плотный, энергичный словесный залп, вдруг замолчал. Никита такого перепада даже испугался.
Но Пичугин сидел спокойно, осмысленно хлопая глазами.
– Значит, думаете, кто-то из своих навел? – спросил он вполне спокойно и рассудительно. – Что ж, это логично. Главное, вспомнить, кому же я говорил, – почесал он задумчиво кудрявую макушку. – Значит, так. Говорил жене и отцу. Ах да, это не в счет. Кажется, говорил студентам. Да, определенно. Они рвались сдавать хвосты, а я сказал, что до среды уезжаю на дачу.
– Они знают, где вы живете?
– Понятия не имею, – пожал плечами Пичугин, а Никита вдруг подумал, что своей странной шевелюрой он напоминает ему Юрия Куклачева, хотя в чертах лица ничего общего у них не было.
– Я их в гости не приглашал. Дальше, в понедельник утром я был в галерее «Артель свободных художников» и там сказал, что еду на дачу. Потом звонила одна знакомая, ну, это не важно… – замялся, спохватившись, Пичугин.
– Нет уж, извините. Это мне решать, что важно, а что нет. Имя и телефон знакомой.
– Ах, как неловко. Ну, хорошо, Лилия Вербинская, номер я ее вам дам, только умоляю, ни слова жене. Как мужчина, вы должны меня понять, – умоляюще взглянул на Никиту Пичугин.
– Кому еще вы сообщили о поездке? – проигнорировал его просьбу Никита.
– Ну, еще звонил муж сестры, у нее скоро день рождения, советовался, как лучше отметить. Потом еще Сеня Глебов, он работает в администрации, сказал, что надо подъехать подписать какие-то акты, просмотреть смету, но я сказал, что раньше четверга не могу, еду на дачу. Потом еще звонил Юра Санько, рассказал одну байку об общем знакомом. Вроде все.
– Сколько человек было в галерее, когда вы сообщили о своей поездке?
– Ну, человек пять-шесть. Кажется, – старательно вспоминая, морщил лоб Николай Михайлович.
– А в аудитории?
– Хвостатых? Ну, тоже человек пять-шесть. Кажется.
– Придется поднатужиться и вспомнить их фамилии, – безжалостно постановил старший лейтенант.
– Ну, это проще простого, вот ведомость. Практически все они там были, – радостно протянул Никите список Николай Михайлович. – Только поторопитесь, эти гаврики, если только не врут, все срочно уезжают.
– А в галерее кто был?
– О, вот это сложнее. Но я знаю, кто нам поможет! – с облегчением воскликнул Пичугин. – Аллочка. Это наша фея, хранительница искусств, наша муза! Она всех знает, всех помнит, она всегда на месте. Обратитесь к ней.
Больше ничего толкового из Пичугина вытрясти не удалось.
Глава 9
20 июня 2019 года, Санкт-Петербург
Пичугин был прав, разыскать студентов, которым он так легкомысленно рассказал о поездке на дачу, оказалось делом непростым. Даже девица, получившая благодаря визиту Никиты вожделенную тройку, успела испариться в небытие. Что говорить об остальных?
Трое проживали в общежитии, но на месте их не оказалось. Двое жили дома с родителями, но и их застать не удалось. Одна проживала на съемной квартире, смешно уточнять, что и ее не оказалось на месте.
Уставший от беготни по душному городу, голодный Никита дотащил свое бренное тело до кафе «Избушка» и, плюхнувшись за стол под самым кондиционером, с удовольствием навернул тарелку холодного борща, четыре блина с ветчиной и сыром, салат и парочку пирожков. И только после этого вновь почувствовал себя человеком.
Бегать за студентами ему больше не хотелось. Лучше уж навестить галерею, она, по крайней мере, стоит на месте. И фея Аллочка, по заверению Пичугина, должна быть на месте.
Аллочка оказалась на месте. Вот только подобрать воздушный эпитет «фея» к даме гренадерского роста и сложения, которая к тому же безостановочно дымит крепкими, вонючими папиросами и имеет низкий хриплый голос, могло прийти в голову лишь человеку, обладающему буйной, если не сказать болезненной, фантазией.
– Здрасте, – пытаясь справиться с потрясением, пролепетал Никита.
Он и сам имел приличный рост сто восемьдесят пять сантиметров и задохликом не был, но вид Аллочки подействовал на него угнетающе.
– Слушаю вас, – нависая над Никитой, прогудела Аллочка. – Вас интересует что-то конкретное? Или вы просто любите живопись?
– Конкретное, – справился, наконец, с шоком Никита и достал документы. – Вы помните, когда в галерею последний раз заходил Николай Пичугин?
– Разумеется. В понедельник днем, – без всяких заминок ответила Аллочка.
– Что он здесь делал?
– Ничего. Заехал просто так. Здесь были еще Крымчинский, Ежухин и Царь-Пушкин, Постников. Николай пробыл в галерее около получаса, затем уехал.
– Он упоминал о своей поездке на дачу?
На лице Аллочки отразилось недоумение.
– Его квартиру обокрали, ищем преступников, – счел возможным пояснить Никита.
– Гм… – выпуская дым в потолок, кашлянула Аллочка. – Думаете, свои навели? И что, много вынесли?
– Это тайна следствия.
– Тайна! Когда его ограбили?
