— Не смей произносить ее имя! Тебе ясно!
Отступив на шаг назад, Джой наблюдала, как Шона скатывается по стене, словно потерявшая стержень кукла. То с каким холодом Джой смотрела на нее, заставляло трястись от страха. Впервые Шона увидела настоящую Джой Грин. Человека, готового стереть в порошок кого угодно!
— Извини… — прошептала Шона.
Схватив туфли, девушка выбежала из квартиры, хлопнув дверью.
— Поздравляю, коза, — прозвучал ехидный голос. — Ты только что окончательно отшила такую классную симпатягу. Серьезно! Ее сиськи просто нечто!
Повернув голову назад, Джой увидела Линдси Локхарт, сжимающую свою грудь. Девчонка смотрела на нее с ехидством и вызовом.
— Мои сиськи, конечно, тоже ничего, но бюст Шоны Кайл был на редкость великолепен. Когда тебе еще выпадет шанс потрогать такую красоту.
— Замолчи! — крикнула Джой. — Тебя здесь нет. Ты мертва!
— Интересно, по чьей же вине?
— Просто исчезни и дай мне выспаться. — Джой грохнулась на диван, прикрыв голову подушкой.
Закрыть глаза. Уснуть. Выключиться. Вот чего она хотела больше всего. Слишком много для одного дня.
— Спустя десять лет, — зазвучал голос ведущей в телевизоре, — один из самых известных серийных убийц вышел из комы. Невероятно, но Маркус Морлоу в сознании.
Убрав подушку с головы, Джой посмотрела на экран. Мужское лицо с заостренными чертами. Темно карие почти черные глаза. Спутанные волосы до плеч, словно у Иисуса. Маркус Морлоу опять появился в свете телекамер.
— Дьявол проснулся, он вновь с нами! — с волнением в голосе сказала ведущая.
***
Годами ранее.
Оливия Уэллс была не из тех женщин что могут разволноваться по пустякам. Работая с детьми из самых разных приютов, она насмотрелась на многое. Не все люди подходят к своему делу с полной ответственностью. Психолог слышала сотни рассказов об избиениях и унижении. Как со стороны старших ребят, так и самих работников учреждений. Иногда они лгали, иногда говорили правду. Но что объединяло их всех — просьба о помощи, читающаяся в глазах. В этом мире всем тяжело, а ребенку, оставшемуся без родителей, тяжелее в десять раз.
Оливия знала, что не в силах помочь каждому. Спустя несколько лет работы и куче бессонных ночей она в этом убедилась. Всегда найдется случай, когда все складывается совсем не по твоему сценарию. Бюрократия, ложь. Прорехи в системе. Постоянно находится лазейка для того, чтобы люди сверху могли закрыть глаза на некомпетентность определенных сотрудников.
Когда в жизни Оливии появился собственный ребенок, она отпустила свои переживания. Стала более холодной. Нельзя изо дня в день рвать себе душу, в надежде, что в будущем это никак не аукнется. Но маленький мальчик, сидящий в ее кабинет, вновь заставил психолога всерьез занервничать.
Стоя в коридоре, смотря в приветливое лицо молодой служительнице церкви, Оливия формулировала мысль в голове. Ведь то, что ей предстояло сказать было не просто.
— Здравствуйте, сестра Мередит.
— Добрый день, Оливия.
Женщины обменялись рукопожатием, и Оливия не могла не отметить, насколько крепкой оказалась рука собеседницы. Жесткая ладонь прошлась по мягкой коже, словно грейдер.
— Что вы можете сказать о Маркусе? — спросила сестра Мередит.
— Хм. С чего бы начать.
— Начните с самого главного.
Мередит было около тридцати, но в ее взгляде Оливия увидела гораздо более зрелую женщину. Ту, кто сможет принять правду, какой бы чудовищной она ни была. По крайней мере так ей казалось.
— Оливия, послушайте. За все время служения в церкви, в нашем приюте я встречала очень много детей. Разных детей. Добрых и чутких. Злобных и мстительных. Тех, кто понимает с первого слова и тех, кому нужно объяснять одно и то же по сто раз.
— Понимаю…
— Но детей подобных Маркусу я не встречала ни разу. Особенно после случившегося. Знаете, после инцидента, многие заговорили об одержимости.
Женщины стояли в довольно узком коридоре, вокруг них бегали ребятишки, играя в догонялки. Одна девочка чуть не сбила сестру Мередит с ног.
— Аккуратнее, дитя!
Разговоры об одержимости? Оливия предполагала подобное. Тем более зная то, что произошло с мальчиком.
— Не буду ходить да около, сестра Мередит, — Оливия дотронулась до живота, чувствуя смятение. — Результаты о психопатии Маркуса не радуют. Тесты по отсутствию эмпатии высокие, пятьдесят четыре из шестидесяти. Тест на манипулятивность, сорок шесть из шестидесяти.
— Что это значит, доктор? Есть лечение?
Оливия ответила не сразу. Пару секунд, она выстраивала в голове последовательность мысли.
— Это будет сложно, но возможно у нас получится научить Маркуса тому, чего ему не хватает. Отсутствующим в нем эмоциям.
— И как это сделать?
— Лучше всего показать на примере других людей. Чтобы Маркус узнал, как нужно реагировать в те или иные моменты.
Мередит оперлась спиной о стену. Казалось, из женщины разом вышел весь воздух. Она знала, что Маркус особенный, но, чтобы такое?
— То есть, — начала сестра, — вы хотите сказать, что ему нужно научиться притворяться? Выдавать фальшь за истину? Что в те моменты, когда Маркусу будет абсолютно плевать, он должен выдавливать из себя лживые кривляния, дабы не выделяться из толпы?
Облизав пересохшие губы, Оливия ответила:
— Со временем, он может привыкнуть. Маркус начнет реагировать на те или иные обстоятельства так, как это делаем мы с вами. В теории, конечно.
— Вот только вы упускаете одну очень важную деталь! — Мередит впервые повысила голос. — Все это так и останется ложью. Он посмотрит нам в глаза, с грустью на лице, хотя внутри него по-прежнему не будет ровным счетом ничего…
— Мне жаль, — ответила Оливия. — На моей практике, это первый случай.
Не сказав больше ни слова, сестра Мередит забрала Маркуса из кабинета психолога, и они пошли в сторону выхода. Даже вдалеке доктор Уэллс видела рисунок с изображением человека в крови, которым небрежно размахивал Маркус Морлоу. Как знать, что это за сцена? Возможно, мальчик сделал или собирался сделать что-то гораздо худшее чем то, в чем его обвиняли.
ГЛАВА 3
Время остановилось. Казалось, что я бесконечно лечу вниз в этой пучине забвения. Каждая секунда — вечность. Словно вокруг все замерло, кроме моего безжизненного тела, падающего в пропасть.
Боль от удара о землю заставляет прийти в себя. Заставляет открыть мертвые веки и вновь заглянуть в сердце черной пустоты. Лежа на влажном полу из камня, я плачу. Плачу и истерически смеюсь. Слезы яркими брызгами покидают глаза. Я все еще жива. Все еще здесь! — в этом аду. А значит, мои страдания не закончились. Просто Дьявол отпустил добычу, решив сменить правила. Он устал смотреть на сонную марионетку, подвешенную на веревках.
