– Это точно, – усмехнулась я. – А как она у меня появилась? Кто-то подарил?
– Не помню. Может, кто-то из подружек в садике? Это ведь недорогая вещица. А может, ты где-то ее нашла?
«Или она меня», – подумала я, а мама продолжила:
– Почему ты вдруг вспомнила о ней?
– Сама не знаю. Наверное, ностальгия по детству.
– Твоя подвеска лежит в шкатулке и ждет тебя. И твоя комната тоже.
– Я знаю, мама. Спасибо.
Подвеска действительно существует, я это не придумала. И что? Каким образом о ней узнал Бергман? Тайно проник в мою комнату? Нашел подвеску и решил, что это весьма подходящая вещь для его целей? Но откуда ему знать, что ни я, ни мама не помним, как она появилась. Впрочем, если бы я точно знала, каким образом она попала ко мне, это бы мало что изменило.
Он мог сказать: «Подвеска нашла меня». Вопрос, зачем ему все это нужно? Дает мне понять: когда-то мы были любовниками? Очень мило. Какой вывод из этого следует? Я все время ищу не там, а мое счастье у меня под носом?
– Сукин сын, – выругалась я в досаде, и тут он позвонил.
– Боровская ушла, жду в кабинете.
Когда я там оказалась, все мужчины уже были в сборе.
– Что тебе сказала Евдокия Семеновна? – спросила я, пытаясь поскорее избавиться от навязчивых мыслей.
Прозвучало это довольно вызывающе, наверное, потому, что я все еще злилась на Бергмана.
– Абсолютно ничего существенного. Поплакала, пожаловалась на жизнь. Просила не верить Зорину. Ты, кстати, молодец. Очень ловко заставила его признаться.
– То, что его жена жива, мы догадывались с самого начала, – пожала я плечами.
– Я, конечно, проверю камеры в подземном паркинге, – заговорил Клим, – но маловероятно, что платок подбросили там. Рискованно. Разумеется, если это не сделал кто-то из сотрудников, который ставит машину рядом, знает о камерах и имеет доступ к ключам от машины Зорина.
Бергман согласно кивнул.
– Возле ресторана и дома Аллы к машине точно никто не подходил.
– Значит, либо паркинг, либо гараж в доме Зорина?
– То есть либо Алла подбросила этот платок, либо действительно жена Максима Александровича.
– Жене-то какого лешего его подставлять? – вскинул голову Димка.
– Он же объяснил: отправит в тюрьму муженька и приберет к рукам все нажитое непосильным трудом.
– А какой смысл в этом случае избавляться от Боровской? С Нелли у них вполне нормальные отношения. Дочь, по крайней мере, позвонила матери, чтобы та не волновалась. И деньги Боровской, в любом случае, отойдут, единственной наследнице.
– Ну, тут как раз не все очевидно, – заметил Бергман. – Особенно если дочь не приветствует нежную дружбу матери с массажистом.
– Убить мать из-за наследства?
– Кого только не убивают, – усмехнулся Клим. – Иногда чуть ли не за копейку. А здесь – приличные бабки.
– Почему тогда и Зорина не убить? А через полгода явиться со сказочкой об амнезии?
– Вряд ли прокатит, – сказал Димка. – Слишком все очевидно.
– Меня не только это смущает, – продолжила я. – Нелли любила мужа. Предположим, она в бешенстве от его измены и решает отомстить. Но мать в эту схему точно не укладывается.
– Возможно, у ее любовника свои планы, и о них он Нелли в известность не поставил.
– А любовник – тот самый парень, с которым мы столкнулись в квартире Зорина? Где он подкинул очередную порцию улик? Вымазал пол кровью? Но потом ее смыл. Не слишком ли сложно? А если бы никто не догадался проверить квартиру? И куда делся ковер? Его вынесли раньше?
– Но парня мы видели. Значит, еще один игрок точно есть.
– Кто сказал, что это любовник Нелли? – возразила я. – Есть еще кое-что. На первый взгляд история с Аделаидой к тому, что сейчас происходит, не имеет никакого отношения. Тогда почему Зорин впадает в панику, лишь только речь заходит о его первой жене? Не о второй, заметьте, хоть и говорит, что его нагло подставляют, а о первой, которая исчезла десять лет назад?
– Согласен, – кивнул Бергман. – Если с дочерью все более-менее ясно – он пытается ее защитить, – то с первой женой действительно сплошные загадки. Она официально признана мертвой. Дело о ее исчезновении пылится в архиве, и вряд ли его когда-нибудь извлекут на свет божий. Так чего ему бояться?
– Не скажи, – усмехнулся Клим. – Срок давности еще не вышел. А у него в доме бабка пропавшей жены и слегка спятившая на мамаше дочурка. Бабка вроде бы слепая, а девчушка юна и невинна, но кто-то, обе вместе или каждая по отдельности, устраивает шоу для домработницы. Но адресованы они, конечно, отцу.
– Тут тоже нестыковка, – напомнила я. – Девочка утверждает, что видела призрак матери, и та пыталась ее задушить.
– Все это ее фантазии, – сказал Димка. – Ясно же, девчонка начиталась всякой ерунды, вообразила, что мать колдунья, которая мстит…
– Дочери? За что?
– Да кто ж знает, что девчонка напридумывала? Хотя я ставлю на старуху. У нее куда больше поводов усложнить жизнь Зорину.
– Он сказал, у дочери не было питомцев, – продолжила я.
– Тебе не дает покоя крест в овраге? – взглянул на меня Бергман.
Я кивнула.
– Пожалуй, съезжу туда еще раз, поброжу вокруг.
– Что ж, – сказал Максимильян, – Клим приглядывает за Максимом Александровичем, на тебе, – повернулся он к Димке, – Нелли Зорина. Ее предполагаемый любовник, а также место, где она может прятаться сейчас. Я в этом тоже покопаюсь и продолжу заниматься Аделаидой.
Мы дружно поднялись и направились к двери, только Бергман остался за столом. Я, чуть притормозив, дождалась, когда Клим и Поэт выйдут из комнаты.
– Как ты это проделал? – спросила я.
– Что? – не понял Максимильян.
– Подвеска. Откуда ты узнал о ней?
– Я сам тебе ее подарил когда-то, – пожал он плечами.
– В прошлой жизни? – усмехнулась я. – Меня интересует, как ты все это провернул? Ты был в маминой квартире?
– Более правдоподобной версии у тебя нет? – спросил он серьезно.
– В какой-то из наших многочисленных жизней мы были любовниками?
– Тебе претит эта мысль?
– Мне претит любое упоминание о прошлых жизнях. Почему ты вдруг сейчас вспомнил о подвеске? Не раньше и не позже? А сейчас?
– Если ты считаешь, что я продумываю каждый свой шаг, то заблуждаешься, – усмехнулся он. – Мне, как и тебе, свойственна импульсивность.
– Ага, – кивнула я. – Не знаю, откуда ты свалился на мою голову, но выглядишь ты достаточно взрослым, чтобы понимать: если хочешь донести до меня некую мысль, лучше просто поговорить со мной. Например, о своих чувствах. У людей так принято. Или к тебе это не относится?
