Артем посмотрел в небо – сейчас оно казалось фиолетовым, и белые паутинки молний, режущие его тонкими изогнутыми линиями, показались бы красивыми, если бы он не был так напуган. Искоса он взглянул на Каю и заметил, что она тоже смотрит вверх. Возможно, думает о том, как можно было бы нарисовать молнии. Кая поймала его взгляд.
– Нам повезет. – Она машинально коснулась маленького глиняного зверька, висящего на шее. – Немного осталось.
Артему вдруг стало интересно, часто ли Кая думала о том, что ей не следовало покидать Зеленое, что она могла бы принять предложение Марфы, быть ей дочерью, служить в страже?.. Когда-нибудь, возможно, он спросит ее об этом, но не теперь – не когда рядом Ган.
Когда они уходили к пустошам, буря разыгралась не на шутку. Артем жалел, что нельзя незаметно заткнуть себе уши – звуки, похожие на человеческие крики о помощи, вместе с громом, чьи раскаты грозно рокотали все ближе и ближе, пугали.
Артем уже слышал от Гана, что Северный город окружали большие пустоши, отделявшие его от леса, на которых, по какой-то неведомой причине, уже полвека ничего не росло. Ходили слухи, что люди в городе пытались сражаться, когда началось Событие, и использовали грозное оружие, силу которого сейчас невозможно вообразить… Как известно, оно не помогло спастись – но выжгло и уничтожило километры леса, а возможно, и пригородов. Слушая эти рассказы, Артем представлял себе тонкую кромку мертвых полей, опоясывающую город, но и представить себе не мог, что пустоши окажутся настолько огромными. Сейчас, глядя вдаль и не видя силуэта города даже издали, было легко поверить, что им потребуется не меньше суток, чтобы пересечь их, прежде чем добраться до города.
– Расходимся! – крикнула Кая. Ее голос был еле различим из-за шума дождя, который с каждой минутой усиливался. Где-то вдалеке послышался грохот – видимо, упало очень большое дерево. Артем почувствовал, как холодная струйка то ли пота, то ли дождя стекла у него по спине, пробравшись наконец под дождевик.
Было неожиданно страшно идти одному; Кая и Ган пошли в разные стороны вдоль кромки леса, и стена дождя поглотила обоих бесшумно и мгновенно – теперь Артем не смог бы различить их, даже если бы захотел. Подбежав к подходящей с виду березе, он упал рядом с ней на колени, не щадя штанов, и замер в позе зародыша, тяжело дыша. Оставалось ждать – и считать – теперь молнии были всего в нескольких километрах, и он содрогнулся при мысли о том, сколько прорех они могли открыть. Пустоши были едва видны сквозь стену дождя, но Артем различил старое мертвое дерево, протягивающее изломанные ветки к небу в безмолвной и вечной мольбе. Это дерево осталось на пустошах в одиночестве – словно в насмешку.
Вжавшись в землю всем телом, Артем натянул на голову капюшон. Дождь мял ему спину, как огромный тяжелый кот. Он подумал о Кае. Достаточно ли надежно ее укрытие? Напугана ли так же сильно или ей не привыкать? Он ни разу не слышал, чтобы она когда-то попадала в грозу. Да, было много вещей, о которых не следовало думать, например, твари из прорех, возможно, поджидавшие впереди. Будут ли они слишком ошеломлены, чтобы сразу начать охоту, или тут же ринутся искать жертву?
Сердце Артема стучало как бешеное, и он вдруг почувствовал, что теряет сознание от страха и напряжения. Он не знал, сколько времени прошло, но постепенно ощутил, как дождь стихает. Вода шумела все тише и тише, а потом умолкла совсем. Ничто не напоминало о буре, кроме мерно падающих редких капель.
Артем медленно поднял голову, с трудом разогнул онемевшее тело, огляделся. Справа от него, шагах в пятидесяти, растирала затекшие ноги Кая, прятавшаяся под березой даже ниже его собственной, и он ощутил волну облегчения. Гана пока что нигде не было видно, но за него Артем не беспокоился.
Он уже собирался подойти к Кае и спросить, все ли в порядке, когда в одинокое дерево ударила последняя молния – прощальный подарок бури. Кая охнула и упала на землю, перекатилась и рывком подняла арбалет к плечу. Откуда-то со стороны леса к ним бежал Ган с арбалетом наперевес. Артем сделал несколько шагов в сторону – что бы ни вылезло из прорехи, он точно не был готов с этим встретиться.
Прореха искрила, мерцала и была бы красивой, не будь она такой смертоносной. Воздух по краям от нее плавился, как в сильную жару, и казался раскаленным даже издалека. Сама прореха, похожая на разрыв в листе бумаги, пробитый сильным ударом, была то лиловато-синей, то медово-золотистой, то почти черной – цвета менялись, перетекая из одного в другой. Артему показалось, что внутри прорехи что-то шевелится, пытаясь вырваться на свободу, словно она была гигантской утробой, готовившейся с минуты на минуту выпустить в мир чудовищное дитя. Краем глаза он увидел, как Ган остановился между ним и Каей, прицелился в центр прорехи и выпустил стрелу. Стрела пронзила прореху насквозь и вылетела с обратной стороны, не причинив тому, кто собирался родиться, никакого вреда. Ган, не мешкая, наложил следующую стрелу, а потом прореха содрогнулась, изогнулась в чудовищной схватке, и на землю выпал извергнутый ею… Человек.
На нем была одежда, какой Артем никогда прежде не видел – разве что на картинках. Черненая кольчуга, круглый железный шлем, украшенный мелкими зелеными камушками, темная рубаха. Человек, приземлившийся на четвереньки (прореха у него за спиной схлопнулась со звуком, похожим на удовлетворенное ворчание насытившегося зверя), поднял голову, и Артем увидел, что его лицо испещрено чудовищными шрамами. Увидев онемевших от неожиданности ребят, человек попытался улыбнуться, и улыбка на этом искаженном старыми ранами лице сделала его еще страшнее.
Артем так и не узнал, выпустил бы Ган стрелу в незнакомца или нет… потому что спустя мгновение они услышали чудовищный рев со стороны леса. Артем похолодел – этот рев был тем же, что они с Каей слышали в канализационных трубах на пути из города Тени. Он резко обернулся к Кае – она побелела как бумага. Один лишь Ган не обратил никакого внимания на рев, продолжая целиться в пришельца из прорехи, и только бросил Кае:
– Давай, прикрой меня…
Но это не понадобилось – в следующий миг сбоку из леса появился Тень, и теперь даже Кая не смогла бы усомниться в его абсолютной и неоспоримой реальности.
Прежде, представляя его себе, Артем воображал нечто прозрачное, почти бесплотное. Реальный Тень действительно был бесплотен – и не бесплотен одновременно, и Артем никогда не сумел бы объяснить, как это возможно. Темный, почти черный, Тень не бежал, не летел – скорее плавно и очень быстро перетекал с места на место, как будто исчезал и тут же появлялся. Это происходило так быстро, что человеческому глазу было не уловить. Его чернота была и плотной, и прозрачной – казалось, контуры чудовищного тела были зыбкими, как контуры прорехи или пламя, но в то же время Артем различил тусклые чешуйки, покрывающие тело, змеящийся бесчисленными кольцами длинный хвост и что-то вроде твердых перьев, обрамлявших шею. У Тени было четыре конечности, но Артем никак не мог разобрать, передвигается он на всех или лишь на двух, – тело Тени изгибалось, дробилось и парило. Эти движения были настолько чужды представлениям человека о возможном, что у Артема закружилась голова. Ему казалось, что если он заглянет в глаза Тени, то умрет от страха, и все же он не удержался и посмотрел прямо в скопление тьмы, клубящейся над шеей там, где должно было быть лицо или морда.
