Фридрих ушел.
Кристофер ворвался в свой кабинет и заглянул под стол. Анка что-то пролепетала, он вытащил ее наружу и взял на руки.
— Просто невероятно, — произнес он по-английски. — Ты такая умница, милая. Такая умница.
У него на глазах выступили слезы. Он поцеловал девочку в щеку и покачал на руках. Светло-карие глаза сверкали в утреннем свете. Он опустил жалюзи. Несмотря на грязную кожу и потрескавшиеся губы, девчушка была красавицей.
— А теперь, Анка, жди здесь, а я пока принесу еды и придумаю, куда тебя на сегодня пристроить.
Кажется, она немного поняла, о чем он говорил, и села на стул, где только что сидел Фридрих.
Он спрятал ключ, заперев снаружи дверь кабинета. Примерно через час прибывала очередная партия заключенных. Он наскоро набросал Брайтнеру и остальным записку, чтобы они отправлялись прямо на селекцию и следили за происходящим. Они поймут: подумают, что это часть антикоррупционных мероприятий. Кристофер повесил записку на дверь. Велосипед, на котором он ездил по Аушвицу, был припаркован на улице под навесом. До столовой было ехать десять минут, Анке придется ждать слишком долго. У Кристофера появилась идея получше, и он побежал в четвертый крематорий. Двор был заполнен членами зондеркоманды, они возили тележки с одеждой, чемоданами и мертвыми телами. Шульца нигде не было, зато он увидел Томаса, врача, — он толкал телегу, полную голых тел с открытыми ртами. Кристофер остановил его, стараясь не смотреть на груз.
— Где Шульц?
— Внутри, в раздевалках. — Уходя, он почувствовал прикосновение. — Как там вчерашний предмет?
— В порядке.
Кристофер направился внутрь.
Шульц собрал еду, сколько смог найти, — более чем достаточно девочке на завтрак. В кабинет Кристофера они шли молча. Кабинет казался пустым. У Кристофера заледенела в жилах кровь, пока он не обнаружил Анку под столом. Теперь жалюзи были всегда опущены. В полумраке ее было сложнее заметить. Шульц заговорил по-чешски, и Анка высунула голову, почти улыбаясь. Она запихивала в рот еду и глотала, едва прожевав. Потом пробормотала что-то Шульцу, и они снова разговорились.
— О чем вы говорите? — поинтересовался Кристофер.
— О ее родителях, ее братьях. Она спросила, где они.
— И что вы ответили?
— Ответил, что не знаю, что она должна держаться поближе к вам и вести себя тихо, а мы попытаемся их найти.
— Что?
— А что я должен был говорить?
— Забудьте. Она осознает, в какой она опасности?
— Не думаю.
— Как и все мы, — по-английски ответил Кристофер.
— Что вы сказали?
— Не обращайте внимания. — Он взял Анку на руки. — Вы можете присмотреть за ней в течение дня? Я — нет.
— Могу ли я взять ее в крематорий? Нет. Вы видели, чем я там занимаюсь? Простите за резкость, герр оберштурмфюрер.
— Ничего, Шульц, у нас есть проблемы поважнее вашей резкости. У меня весь день встречи. Я должен заниматься деньгами, которые надо сортировать днем. Здесь весь день будут люди. Если она издаст хоть звук…
— А где-нибудь на складах?
— Нет, там повсюду охрана, а из-за нового антикоррупционного комитета им велели обыскивать склады дважды в день.
— Так какие у нас варианты?
— Придется оставить ее здесь. Я попытаюсь вывезти ее из лагеря в следующий четверг.
— Пять дней — немалый срок, чтобы здесь выжить.
Шульц вышел первым, оставив Кристофера наедине с девочкой. Ее кашель, единственное напоминание о газовой камере, почти прошел. Кристофер обнял малышку и поцеловал в макушку:
— Держись, Анка. Я вернусь, как только смогу.
Глава 30
Во время утренних встреч он думал в основном об Анке и о Ребекке. Перед ним лежали досье с информацией, и большую часть времени ему приходилось успокаивать офицеров, убеждая, что боевой дух не покинет их ряды, и, уверяя без слов, что они сами не попадут в тюрьму. Специальное подразделение прибывало из другого лагеря через несколько часов, чтобы начать проверку. Первые обыски должны были пройти в бараках офицеров и их личных шкафах. Потом придет очередь заключенных. Шульцу удалось распространить информацию среди узников. Каждого виновного эсэсовца ждал трибунал, каждого заключенного — мгновенная смерть. На встрече Фридрих все время молчал, и, несмотря на уверенные заявления и видимый энтузиазм Штрунца, Кристофер знал, что у них всех рыльце в пушку.
В кабинет он вернулся только после полудня, с остатками своего обеда для Анки. И сразу запер за собой дверь. Снаружи никого не было, Флик, Мюллер и Брайтнер выполняли его приказ. Девочка спала под столом, как он и надеялся. Проснулась и резко подпрыгнула, но, увидев его, успокоилась и накинулась на еду. Кристофер сидел с ней рядом, взяв ее за запястье. Ее пульс стал сильным и ровным, кашель — редким. Часы на стене заставили его вернуться к работе. Анка залезла под стол, он дал ей бумагу и карандаши.
Два часа спустя отряды ворвались в жилые бараки эсэсовцев. Флик стоял рядом с ним, наблюдая за обыском. Брайтнер принимал непосредственное участие в процессе, раздавая бесполезные приказы. Обыском занималось около пятидесяти человек. Он занял почти три часа. То и дело раздавались крики, когда кто-нибудь находил украденные купюры, украшения или алкоголь и выносил все это из комнаты, словно трофеи, чтобы убрать в коробки в качестве улик. Интересно, к кому попадут улики после трибуналов? Арестовали двадцать семь человек — никого из его знакомых — и всех этих эсэсовцев сгубила жадность. У одного в шкафу лежала коробка с часами. Другой хранил в чистых носках восемь золотых зубов. Но большинство прислушалось к предупреждению. Они нашли украшения в мусорном ведре, золотые монеты под бараками и выброшенные купюры во дворе. Но находок все равно было достаточно, чтобы впечатлить руководство, и первый день работы антикоррупционного комитета оказался победоносным.
Обыски заключенных проходили во время и после дневной работы. Заключенных заставили раздеться перед охранниками, и выложить одежду на стол для обыска. Их бараки буквально вывернули наизнанку, но ничего не нашли. Казней не последовало.
Общий доход от денег и драгоценностей ликвидированных заключенных в тот день получился огромный, гораздо больше обычного. Это было ясно всем, но вопросов никто не задавал. Офицеры в Берлине лишь заметят огромный приток дохода из Аушвица. И задачей Кристофера будет его поддерживать.
К пяти часам антикоррупционные отряды прочесали жилые бараки почти всех эсэсовцев и большинства заключенных в Аушвице. Контрабанду увезли на грузовиках как улики для последующих судов. Большинство провинившихся ждали тюремные сроки. Некоторых могли отправить на Восточный фронт. Но Кристофер не чувствовал удовлетворения из-за восторжествовавшей справедливости. Даже наоборот. Он чувствовал себя предателем. Закурив, он пошел прочь от жилых бараков, сосредоточив мысли на Анке. Нужно вернуться к ней. К нему подошел Брайтнер.
