Кристофер вышел в коридор самым последним. Он не стал утруждаться стуком в дверь, просто зашел внутрь кабинета.
— Либерманн, наверное, вы слышали, кого назначили главой новой антикоррупционной операции?
— Да, слышал. Поздравляю с новым назначением. Кому пришло в голову выбрать на эту роль именно вас?
— Самому лагеркомманданту. Он сразу видит хорошего офицера.
— Возможно, его перевод в Берлин все же к лучшему.
— Вы меня слишком хорошо знаете, герр Либерманн, но я тоже вас знаю. Не будем об этом забывать. Теперь я глава антикоррупционного комитета…
— Не пытайтесь меня запугать, герр оберштурмфюрер. Не забывайте, кто выше по званию.
— Конечно, герр гауптштурмфюрер. У нас общая цель — служить родине и фюреру.
— Именно. Кстати о службе родине и фюреру, у меня есть новости о вашем заключенном.
— Где она?
— Похоже, вам не терпится, герр оберштурмфюрер.
— Так вы мне скажете?
— Мне удалось найти заключенных с Джерси в лагере в Баден-Вюртемберге. Но пока не знаю, есть ли среди них ваша подруга.
— Когда узнаете?
— Я написал еще одно письмо. Ответ должен прийти примерно через неделю.
У Кристофера подогнулись колени.
— Очень хорошо, я зайду через несколько дней. Продолжайте в том же духе, герр гауптштурмфюрер.
Кристофер вышел, не сказав больше ни слова. Внутри проснулась надежда, и было невозможно сдержать улыбку.
День ничем не отличался от остальных. Тысячи заключенных брели сквозь снег навстречу своей смерти, в том числе множество детей. Когда лагеркоммандант примет решение в отношении их судьбы? Должен ли Кристофер сам пойти к управляющему фабриками? Он знал, нужно проявить терпение, но наблюдать, как они колоннами идут в раздевалки, становилось просто невыносимо. Он извинился и вернулся в свой кабинет. Несколько часов просидел над отчетами и папками, пытаясь себя отвлечь.
Конец дня был холодным и темным. Снова падал снег, когда он вышел на улицу и отправился в четвертый крематорий повидаться с Шульцем. Высоко поднял воротник длинной шинели и шагнул в темноту. Рабочий день официально закончился, но зондеркоманды продолжали работу. Они салютовали ему, когда он проходил мимо. Склады были пусты, женщины из «Канады» разошлись по своим баракам. Заработали прожекторы, их лучи освещали его. Он махнул рукой охраннику на башне.
Двор крематория опустел, только несколько членов зондеркоманды толкали тележки с чемоданами в сторону складов «Канады». Условия жизни зондеркоманды казались роскошью по сравнению с остальным лагерем. У каждого была койка с чистым бельем в обогреваемом помещении. Они ели без присмотра, и им позволялось красть столько алкоголя, сколько они могли выпить. Это было наградой за их работу, как и возможность прожить еще один день. Шульца нигде не было. Кристофер спросил о нем молодого поляка лет девятнадцати и получил совет проверить в комнате для стрижки волос, внизу, рядом с печами.
Шульц резко повернулся, когда зашел Кристофер. С ним было еще четверо опытных работников. Большинство проработало в крематории не меньше двух месяцев — редко кому удавалось прожить дольше. Все пятеро выстроились в ряд перед скамейкой у задней стены.
— Что здесь происходит?
— Герр оберштурмфюрер, зачем вы пришли? — спросил Шульц. — Хотите проверить, как идет антикорр…
— Что здесь происходит? — повторил Кристофер.
— Ничего особенного, герр Зелер, — снова заговорил Шульц.
И вдруг Кристофер услышал легкий вдох и пожалел, что вообще зашел в комнату. Он поднял пистолет.
— Что это?
— Я ничего не слышал, герр оберштурмфюрер, — ответил другой работник, поляк по фамилии Бекер.
Пристрели его. Беги за помощью. Приведи начальника крематория.
— Что там у вас? Отойдите немедленно или я вас всех перестреляю!
Мужчины разошлись. На скамейке лежала, сжавшись, маленькая девочка лет восьми, ее грудь вздымалась, она отчаянно ловила ртом воздух. Длинные каштановые волосы спадали всклокоченными колтунами почти до пола, наполовину прикрывая грязное личико. На ней была серая мужская рубашка.
— Откуда она?
— Из последней партии, — ответил Шульц. — Мы нашли ее в газовой камере, под телом отца. — Он направился к Кристоферу. Кристофер поднял пистолет, целясь ему прямо в лицо. — Она была жива. Выжила после газа. — Он продолжал двигаться вперед, оставалось всего несколько метров.
— Остановитесь, Шульц. Я выстрелю вам прямо в лицо. Клянусь.
Шульц остановился.
— Она пережила газовую камеру. Никто из нас еще такого не видел. Видимо, попала в воздушный карман. Это чудо: другого объяснения нет. Вы ее застрелите?
— Я застрелю вас, Шульц.
— Давайте. — Он замер и развел руки.
— Не вынуждайте меня. Если я сообщу, все вы будете мертвы через несколько минут. Мне достаточно…
— Мы знаем, герр оберштурмфюрер. Наши жизни в ваших руках.
Шульц опустил руки. Остальные мужчины замерли на месте. Девочка снова закашляла. Один из них повернулся и приложил ухо к ее груди. Потом сказал что-то по-польски. Еще один мужчина опустился на колени, начал массировать ей грудь и вдыхать в рот воздух. Кристофер не двигался. Он по-прежнему целился Шульцу в лицо. Заключенный оторвался от девочки, она начала кашлять и что-то лопотать.
— Она выживет? — спросил Кристофер.
— Может быть, мы не знаем. Томас — доктор, — Шульц показал на одного из мужчин. — Томас, как она?
— Легкие повреждены, но, думаю, она выживет.
— Решение за вами, герр оберштурмфюрер. Убьете ее? Убьете нас? Или просто выйдете отсюда, сделав вид, что ничего не видели? — спросил Шульц.
Кристофер убрал пистолет в кобуру.
— Что вы собираетесь с ней делать? Устроите работать в крематорий, жечь жмуриков? Вы ведь знаете, что детям в лагере не место. — Он подошел поближе к ребенку. — Первым делом нам нужно ее отсюда вытащить. Вокруг слишком много охраны. — Он опустился перед девочкой на колени. Ее сердце билось слабо, легким не хватало воздуха. — Давайте отнесем ее ко мне в кабинет.
— Но как мы ее туда доставим?
— Возьмите телегу, — придумал Шульц. — Нагрузите любой одеждой, которую сможете найти. Мы спрячем ее снизу.
— Но раздевалки уже разобраны.
— Значит, импровизируйте. Давайте скорее, — приказал Шульц.
Кристофер положил руку девочке на грудь, чувствуя ее дыхание. Шульц подошел к нему, но Кристофер не обернулся.
— Герр оберштурмфюрер, возможно, вам стоит встать в дверях, на случай…
— Шульц, если вы расскажете хоть слово…
