Эсэсовцы уже ждали их с зондеркомандой — ее члены, сами заключенные, выстроились на краю двора. Здание, которое ему вчера показал Фридрих, возвышалось у них за спиной. У всех эсэсовцев были в руках дубинки. Чуть поодаль стояли офицеры, в том числе Фридрих. Вновь прибывшие дошли до двора. Большинство было в темной одежде, и все — с желтыми звездами Давида. Охранники в башнях, выходящих во двор, направили пулеметы на толпу.
— Герр оберштурмфюрер, познакомьтесь с главой зондеркоманды. Они будут исполнять ваши приказы. — Кристофер пошел за Брайтнером через двор, где люди собрались в большую толпу, говорящую на польском и идише. Настроение у заключенных значительно улучшилось благодаря поведению эсэсовцев, которые здесь вели себя с ними вежливо и спокойно, на их лицах сияли улыбки, а некоторые даже переговаривались и шутили с заключенными. Они спокойно направляли людей по двору, как полицейские. Один эсэсовец похлопал пожилого мужчину по спине и помог пройти. Люди переговаривались между собой. Они по-прежнему казались взволнованными и подозрительными. Фридрих и другие офицеры исчезли. Брайтнер подвел его к зондеркоманде, в нее входило около дюжины человек. Во главе строя стоял высокий красивый мужчина.
— Это Ян Шульц, глава зондеркоманды, работающей в крематории, — пояснил Брайтнер. Кристофер помнил, что руку протягивать не следует. — Эти люди разберут вещи, оставленные заключенными, и передадут их нам.
— Прекрасно, — сказал Кристофер, рассматривая строй мужчин, смотрящих вперед. У большинства были ссадины на лицах. — Работайте на совесть, и вам воздастся, — добавил он.
У него за спиной кто-то заговорил с людьми. Толпа умолкла. Все взгляды обратились на Фридриха, который, с двумя другими офицерами, стоял теперь на плоском багажнике фургона.
— Вы прибыли сюда, в Аушвиц-Биркенау, как важные элементы военного механизма рейха, — начал Фридрих. — Вы приехали сюда работать. Ваша работа почти так же важна, как труд отважных солдат, которые каждый день рискуют на фронте своими жизнями. Все, кто хочет работать, будут в безопасности и сыты. — Фридрих обратился к толпе по-немецки, и, хотя большинство понимало его, внизу стоял член зондеркоманды и переводил все на польский.
Офицер, стоявший слева от Фридриха, продолжил речь:
— Ваш путь сюда был довольно утомительным. Вы нужны этому лагерю и рейху. Прежде всего, мы хотим убедиться, что вы здоровы и готовы работать. Поэтому мы попросим вас принять душ и пройти дезинфекцию. Это очень важно ради вашего же здоровья и благополучия. Нельзя допустить, чтобы среди наших работников гуляли инфекции. — Люди в толпе улыбались и крепче прижимали к себе детей, переступая с ноги на ногу. На их лица возвращалась жизнь, недоверие разрушил свет надежды. Офицер продолжил: — После душа каждого ждет тарелка горячего супа.
Выступил вперед и заговорил третий офицер. Он указал на мужчину, стоявшего в переднем ряду:
— Вы, да-да, вы, какая у вас профессия?
Мужчина оказался плотником.
— О, прекрасно, плотники нам нужны, — ответил офицер. — Вы будете нам очень полезны. А вы чем занимаетесь?
— Я врач, — ответил другой мужчина.
— Отлично, в лагерной больнице очень нужны доктора. — Он умолк и оглядел толпу. — Если здесь есть еще врачи или медсестры, пожалуйста, сообщите мне об этом после душа, и я направлю вас туда, где особенно нуждаются в ваших умениях.
Фридрих снова выступил вперед.
— Нам нужны врачи, стоматологи, медсестры, механики, водопроводчики, электрики и любые мастера. Но неквалифицированные работники тоже нужны. У всех будет хорошо оплачиваемая работа. Рейху нужны все в нашей борьбе с угрозой большевизма. А теперь, пожалуйста, пройдите в раздевалку, вас направят охранники. Внутри повесьте одежду на пронумерованный крючок и обязательно запомните цифру. У нас всего одно помещение раздевалки, оно используется для обоих полов — прошу прощения за эту ситуацию, мы работаем над тем, чтобы ее исправить.
Обнадеженные люди с улыбками направились ко входу в здание с плоской крышей, в раздевалку. Кристофер снова увидел женщину в голубом платке. У нее был скорбный, покорный вид, совсем не как у остальных.
Когда все зашли внутрь, за ними последовала зондеркоманда и Кристофер. Люди раздевались и складывали одежду в аккуратные стопки, оставляя их под пронумерованными крючками, где висели пальто и куртки. Члены зондеркоманды повторяли указания, которые офицеры давали с машины, на этот раз на их родном языке. Люди подчинялись без сопротивления и возражений. Кристофер прошел вдоль рядов раздевающихся. Потом вышел на улицу, не желая смущать заключенных своим присутствием. Его охватило облегчение. Селекция была кошмаром, убийства людей в поезде — неописуемым ужасом, но это хотя бы закончилось, подумал он, выходя на почти совсем опустевший двор.
Оказавшись во дворе, Кристофер глубоко вздохнул. Потом заметил эсэсовцев на крыше здания. Офицеры ушли. Оставшиеся люди несли металлические канистры, на них были противогазы. У Кристофера в жилах похолодела кровь. Они не могут, не теперь, не после тех слов. Он поборол желание забежать обратно внутрь, предупредить узников. Теперь он уже ничего не сделает. Того, что скоро случится, не изменить. Его охватил ужас. Он огляделся, чтобы убедиться, что его никто не видит. Эсэсовцы продолжали привычное дело, в противогазах они напоминали насекомых, жужжащих на крыше, словно трутни. Они снимали крышки с узких металлических труб на крыше крематория и выливали туда содержимое канистр. Потом послышались крики — хор сотен отдельных голосов не могли сдержать слои кирпича и бетона. Во двор вернулись грузовики. Водители завели моторы, набирая обороты в надежде заглушить вопли. Но Кристофер все равно их слышал.
Мимо него с улыбкой прошел эсэсовец.
— Наверное, вода слишком горячая, — заметил он. — Евреям не нравится.
Эсэсовец пошел дальше, но Кристофер не мог сдвинуться с места. Ему понадобилось столько усилий, чтобы сдержаться, что онемело все тело. Он чувствовал униформу, словно вторую кожу, и провел ладонями по рукавам. Он опустил голову к груди, фуражка упала. Крики продолжались, но начали стихать. Он пытался думать о Джерси, о Ребекке, об их первой встрече, о чем угодно, лишь бы не об этом. Он задавался вопросом, не опоздал ли, не погибла ли она, как эти люди. Если она умерла, что ему делать здесь, в этом месте?
Глава 3
Остров Джерси, июнь 1924
Кажется, он встретил ее в первую же неделю или даже в первый день своей жизни на острове. Отец Кристофера остался дома, с дядей Ули, который приехал с ними из Германии, чтобы помочь с переездом. Александра спала наверху. Кристофер распахнул входную дверь и побежал по тропинке, которая вскоре привела его на пляж, к морю. Он поднял гладкий серый камень и забросил в голубую воду, далеко, насколько смог. Потом поднял еще один и побежал к чайкам, отдыхавшим на берегу. Он бросил в них камень и наблюдал, как они взлетают и парят в небе. Потом сел на скалу, согнав птиц, и принялся перекатывать гальку из ладони в ладонь, прислушиваясь к ее стуку. В тот день светило жаркое солнце, и зеленые фланелевые шорты казались очень теплыми. Он легко освободился от носков и ботинок и зашел в мелкую воду. Отец запретил ему плавать одному, и, хотя Кристоферу больше всего на свете хотелось забежать в море, он подчинился. Он смотрел на свои большие пальцы сквозь прибой и чувствовал, как у лодыжек плещется вода. Вдалеке виднелась огромная полоса суши — Франция, до нее было меньше тридцати километров. Так сказал ему отец.
