— Ну хорошо, меня зовут Генрих Шварц. Буду ждать от вас ответной любезности.
— Разумеется.
Шварц поймал Кристофера за рукав, когда он собрался уходить.
— И еще, герр оберштурмфюрер, дети останутся со мной.
Кристофер попытался придумать какой-нибудь выход. В голове промелькнула тысяча мыслей. Ничего нельзя сделать. Он ушел. Приблизился к колонне, движущейся в сторону крематория, и выкрикнул ее имя. Она была примерно его возраста, с длинными каштановыми волосами и белоснежной фарфоровой кожей. К ней жались дети, обхватив ее ноги.
— Петра Кочанова? Пойдем. — Она сделала шаг в его сторону, таща за собой вцепившихся детей. — Простите, но только вы.
Обоим мальчикам не было и шести.
— А мои дети? Я их не оставлю.
— Вы встретитесь позже. После душа и дезинфекции. Их определят в детский сад, прямо за вашим жилым кварталом. Вы сможете видеть их каждый день.
Ложь рвала его изнутри. Колонна двигалась вперед. Ответственный офицер пристально смотрел на него. Оставались считаные секунды.
— Нам пора уходить.
Теперь оба мальчика плакали, крепко обхватив ее бедра. Он махнул рукой пожилой женщине.
— Вы позаботитесь о малышах, мама?
Она подошла к мальчикам, но они спрятались от нее за матерью. Колонна двигалась вперед. К ним направлялся рапортфюрер Шварц, качая головой.
— Прошу, пойдемте. Немедленно.
У него дрожал голос.
— Я не оставлю сыновей.
— Идем, сейчас же!
Он схватил ее за руку. Пожилой женщине удалось поймать младшего мальчика, лет трех. Петра присела и обняла сыновей. Крепко прижала к себе и что-то прошептала.
Он привез ее в «Канаду» к концу рабочего дня. Мартина Куликова заплакала, увидев Петру. Интересно, когда она расскажет сестре, что та больше никогда не увидит детей, что сегодня — последний день их коротких жизней.
Глава 26
Дети остались без матери. Спасение Петры Кочановой казалось напрасным. В следующие дни он видел ее на работе, с безжизненным, серым лицом. В происходящем не было никакого смысла. Когда-нибудь все закончится. И когда этот день настанет, кто поверит в его намерения? Все убийцы раскаются. И он будет среди них. Он был виновен, и вина начала разъедать его изнутри. Он мог сделать что-то еще. Предотвращать повседневные убийства работниц — слишком мало. Побои остановить не получится. Они по-прежнему оставались ежедневной практикой, и женщины «Канады» нередко ковыляли на работу с огромными багровыми ушибами на лицах.
Он считал часы до следующей поездки в Берлин, но когда этот день настал, особого облегчения не наступило. Ему уже ничто не приносило облегчения. Попойки с Ламом и его друзьями стали единственным способом заснуть. Было проще пойти у них на поводу и выпить, чем выдерживать постоянные уговоры. Когда оберштурмфюрер Зелер надевал униформу, Лам еще спал. Кристофер легко натянул сапоги. Они сидели как влитые, и в них он почти бесшумно передвигался по полу. Он поднял лацканы мундира, чтобы прикрыться от ледяного зимнего холода. Заключенных вели на работу, солдаты СС и капо орали на них. Воздух разрезал характерный треск выстрела из винтовки. Он почувствовал боль в груди. На крыше машины сидел скворец. Его коричневое оперение почти светилось в слабом свете раннего утра. В клюве он держал зеленую веточку, которая покачивалась, когда он прыгал. Через несколько секунд он взлетел и исчез в сером небе.
Кристофер думал о детях всю дорогу в Берлин — как они прижимались к ногам Петры, умоляя о защите, но мать больше не могла их защитить. Он пытался убедить себя, что поступил хорошо, спас жизнь, но ничего хорошего не было. Он плакал, пока вел машину. Думал о мальчике, застреленном в лицо при отбое, и мужчине, убившем Норзена. Думал о Ребекке, стараясь прогнать остальные мысли. Пытался вспомнить старые времена, когда солнечные лучи били в окно кухни его отца, покрывая ее волосы золотом.
На этот раз его ждали. Александра подбежала и сжала Кристофера в объятьях. Каролина вышла из дома с маленьким Стефаном. Александра поцеловала его. Отец обхватил по-прежнему сильными руками. Кристофер взял на руки племянника и обнял Каролину. Боль внутри затихла, отступила. Александра взяла его за руку и повела внутрь. Там возле двери стояли Харальд и Стеффи.
— Добро пожаловать домой, герой, — улыбнулся Харальд.
— Я так рад вас видеть… Жаль, нельзя остаться подольше. Нужно возвращаться в лагерь.
— Да ладно, выпей хотя бы кофе, — сказал отец. Александра потащила его в гостиную. Каролина улыбнулась, обняла его и сказала, что ей нужно идти гулять с маленьким Стефаном. Харальд и Стеффи пошли на кухню. Отец Кристофера закрыл дверь. Александра изменилась в лице.
— О боже, Кристофер. Ты в порядке?
— Конечно. О чем ты?
— Твоя кожа… Ты выглядишь больным. — Она поднесла руку к его щеке. — Холодным и серым.
— Спасибо. Я в порядке. Путь сюда неблизкий. Ты как? Как работа? Наверное, ужасно тоскуешь по Тому.
— Наша нынешняя жизнь — хуже, чем я могла представить.
— Да, времена непростые, — подтвердил отец.
— Папа рассказал мне про лагерь.
— Ты ведь не хотел ей рассказывать?
— Нет… Не знаю. Зачем ей это знать?
— Не могу поверить. Лагерь, созданный для убийства людей? — ужаснулась Александра. Она похудела. На лице появились морщины — в двадцать три года! Взгляд потух, волосы выглядели безжизненными и слабыми.
— Но это правда.
Кристофер взял со стола пустую кофейную чашку и принялся разглядывать замысловатый узор на фарфоре. Они по-прежнему молчали, когда вошла Стеффи с кофейником. Поставила его на стол и медленно вышла, не говоря ни слова. Отец взял кофейник и наполнил чашки.
— Ты там в безопасности?
— Да, вполне. Я неплохо научился скрывать свое истинное «я». Пока не иссякнет поток денег, я буду в безопасности.
— Есть новости о Ребекке? — спросила Алекс.
— Нет, ее все еще ищут.
— Уверен, она найдется, — сказал отец.
— Надеюсь. Что Ули?
— Ничего, никаких писем, никаких новостей от вермахта. Он по-прежнему на Восточном фронте.
— Сколько людей умирает в лагерях? — спросила Александра. — Уму непостижимо. Невозможно поверить, что они так поступают. Это чудовищно. Я знала, что евреи уехали, но о них никто никогда не вспоминает. Словно они исчезли в никуда.
— Я видел смерть шестидесяти тысяч, может, и больше. И это всего за восемь недель пребывания в лагере. Такого ада я и вообразить не мог. Найти Ребекку теперь кажется недостаточным. — Выговориться было приятно, словно залить водой пылающий внутри огромный пожар. — Я попытался помочь женщинам, которые на меня работают. Их около шестисот. Я стараюсь сохранить им жизнь.
