Он не выпускал отца из объятий минуту, может, дольше. Волосы Стефана стали почти совсем седыми, но голубые глаза сияли, несмотря на морщины.
— Алекс здесь? Как она?
— Нет, на работе. У нее все по-прежнему. Как ты вообще здесь оказался? Все в порядке?
— Да. Меня отправили в Берлин… По одному поручению.
— Какому поручению?
— Я все объясню. Мы можем где-нибудь посидеть?
Они зашли в столовую и сели за стол. Столько ярких цветов Кристофер не видел с тех пор, как уехал на службу в СС — пестрые картины, оранжевые шторы на окнах.
— Кристофер, ты в порядке? Ты выглядишь…
— Лагерь, в котором я работаю, называется Аушвиц-Биркенау, или Аушвиц II. — Кристоферу вдруг стало холодно. — Тут безопасно? — шепотом спросил он, покосившись в сторону кухни, куда ушла Стеффи.
— Безопасно, как и везде. Кристофер, у тебя нездоровый вид. Ты ел?
— У меня нет времени, меня вообще не должно здесь быть.
— Есть новости насчет Ребекки?
— Нет. Ну, мне известно, что ее никогда не было в Аушвице. Теперь нужно ее найти. — Говорить было тяжело, слова застревали в горле. — Отец, как думаешь, что с нашим домом на Джерси? Он еще цел, ждет нас?
— Думаю, да, Кристофер. — В воздухе повисла тяжелая пауза. — Когда все закончится, дом будет в порядке.
— Это невозможно. Мне не верится, что места вроде Джерси еще существуют.
— Существуют, сын.
— Я просто больше не верю.
— Как твоя новая должность? Ты спешишь туда? Удается хотя бы помочь с переселением евреев?
— Нет никакого переселения, — процедил Кристофер, полностью осознавая, что нарушает данную СС клятву о молчании. — Только убийства. Аушвиц-Биркенау — лагерь смерти. Там существует только грабеж и убийства. Я отвечаю за кражи, главный грабитель. И этим утром в Берлине я сдавал деньги убитых людей в рейх.
— Что? Это карательный лагерь? Заключенные — убийцы и их казнят?
— Их единственное преступление — то, что они евреи, политические заключенные, цыгане или русские. Это убийство. Я провел там меньше месяца, но видел смерть почти сорока тысяч, их привозили в вагонах для скота и травили газом. — Кристофер вытащил из кармана пачку сигарет и положил на стол. — Женщины, дети, старики — первые в очереди. Тех, кто достаточно силен, чтобы работать, оставляют в живых, но потом казнят по прихоти или до смерти морят голодом. И я — один из убийц. Хожу там среди мясников и палачей. Обедаю с ними, выпиваю по вечерам. — Он закурил.
— Как это возможно? — прошептал Стефан. — Кристофер, ты не один из них. Послушай. Ты не такой. Ты там оказался по другой причине.
— Я уверен, что она еще жива. Не знаю, смогу ли это сделать. Я никогда не думал, что лагерь окажется таким. Больше это никого не смущает. Они все совершенно уверены, что поступают правильно. Мне некому довериться.
— У тебя есть я и вся наша семья. Сколько заключенных у тебя под началом?
— Около шестисот, почти все женщины.
— Ты можешь позаботиться хотя бы о них?
— В определенной степени. Я запретил мгновенные казни, и мой начальник, похоже, не возражает. Его заботят только деньги.
— Ну, значит, тебе нужно попытаться исправить ситуацию, насколько это в твоей власти, пусть даже совсем чуть-чуть. И найти Ребекку.
— Но как? Что я могу сделать? Там тысячи эсэсовцев, за ними — вся страна. Я ничего не могу сделать. Даже если я смогу найти Ребекку, я не уверен, что смогу выбраться из этого ада. А там настоящий ад. Худшее место на земле.
— Ты должен быть сильным, ради твоих работниц, ради Ребекки, ради себя. На ситуацию всегда можно повлиять. Ты отвечаешь за деньги? Деньги дают власть.
Был уже третий час дня.
— Мне нужно ехать. Нужно возвращаться туда. Есть новости от Ули?
— Нет, но отсутствие новостей — хорошая новость.
— Передавай Алекс привет. Я буду приезжать в Берлин по четвергам, каждые две недели. В то же время.
Отец обнял его.
— Я буду ждать тебя. Не забывай, кто ты.
Глава 24
Проходили дни, а новостей о Ребекке все не было. Она всегда была рядом, парила в его сознании, как туман. Кристофер видел ее лицо в каждой работнице «Канады». Он старался оставаться рядом с ними и отправлять на селекции Брайтнера, который всегда был рад появиться на станции. Брайтнеру был тридцать один год — на шесть лет старше Кристофера, и он уже три года состоял в СС. Скорее всего, его уязвляло, что юноша, выросший за пределами рейха, получил должность, которая по праву причиталась ему. Но на это была причина. Брайтнер работал небрежно, выполнял документы и счета на скорую руку и часто ошибался. К тому же в прошлом у него были проблемы с алкоголем. Но сейчас он казался трезвенником и никогда не участвовал в попойках, хотя другие коллеги Кристофера устраивали их почти каждую ночь. Кристофер никогда не видел его после работы и не знал, чем он занимается. Брайтнер плохо сходился с людьми.
Примерно восемьсот словацких евреев раздевались в крематории номер III, полностью успокоенные ложью эсэсовцев. Кристоферу полагалось находиться поближе к действу. Он прохаживался вдоль скамеек в раздевалке, наблюдал, как раздеваются люди, но старался не вступать в зрительный контакт. Рядом шел эсэсовец Норзен, охранник из Гамбурга. Кристофер пытался идти впереди, но Норзен каждый раз догонял его. Он рассказывал о своей собаке. Кристофер мечтал, чтобы он заткнулся. Мужчина средних лет, с седеющими усами, одетый в белую рубашку и толстый коричневый галстук, встал и взял Кристофера за руку. Он был небольшого роста, ниже Зелера на целую голову.
— Простите, сэр, но нас тут быть не должно.
Кристофер выдернул руку.
— Уверен, вы находитесь именно там, где следует.
Он вспомнил стандартную фразу о тарелке горячего супа и труде на благо рейха, но не смог ее произнести. Всего через несколько минут этого человека ждет ужасная, мучительная смерть. Кристофер видел горы тел у дверей газовых камер — люди отчаянно пытались пробиться на воздух, вырваться обратно в жизнь.
— Успокойтесь, все в порядке.
Мужчина снова схватил его за руку.
— Нет, вы офицер. Мне нужно с вами поговорить. Происходящее меня очень тревожит. Мы должны были отправиться на поезде в Швейцарию, там нас должны были отпустить. Каждый из нас заплатил за это право. Мы все заплатили много денег, и нам обещали безопасный проезд в Швейцарию.
— Это лишь остановка на вашем пути, — вмешался Норзен. — Вы примете душ, вас покормят. Швейцарское правительство имеет договоренность с нашей администрацией. Мы должны убедиться, что у пассажиров нет инфекционных заболеваний, прежде чем отправлять вас дальше.
