— Да, моя жена и две дочери в Хильдесхайме. Вы бывали там, герр оберштурмфюрер?
— Нет, нет. Не бывал. Но слышал, там очень красиво.
— Да. Я очень жду, когда эта война закончится, и я смогу туда вернуться.
— Спасибо, Мюллер. А теперь давайте вернемся к работе. Дел еще более чем достаточно.
Мюллер снова взял папку и склонился над списками убитых.
Кристофер вернулся к себе в кабинет и закрыл за собой дверь. Первое, что попалось ему на глаза, — полный денег и драгоценностей сейф. Он сел за стол, но все равно чувствовал шкаф за спиной. Принялся перебирать бумаги в тщетной попытке отвлечься. Ему снова вспомнилась Ребекка. Какой смысл приезжать сюда и не использовать любую возможность найти ее? Но как можно отсюда сбежать? Он не знал, сколько всего существует лагерей и где они находятся, знал только, что этот — самый большой.
Он посмотрел на сейф и на свою папку, записи в которой никто не проверял. Взглянул на цифры. Тысячи американских долларов, рейхсмарок и франков. Любая валюта, о которой он когда-либо слышал. Вся — в этом сейфе. Достаточно лишь малой части. Фридрих предупредил его о коррупции, но какое наказание может быть хуже того, что он уже видел? Хуже коррупции в его душе? Он сделает это не для себя, так что кражей это не считается. Другого пути нет. Он повернулся к сейфу. Протянул руку и прикоснулся к нему. В дверь постучали. Он развернулся на стуле и сел ровно как раз вовремя — дверь открыл рапортфюрер Фридрих. Кристофер встал и отдал честь. Фридрих ответил более расслабленным движением и сел возле стола.
— Последние несколько недель стали для вас настоящим крещением огнем. Работа экономического отдела наладилась, даже за это короткое время. Я слышал, вы ввели новые правила для охраны и установили власть в своей сфере деятельности. — Кристофер пытался не ерзать на стуле. — Насколько я знаю, вы запретили мгновенные казни. Почему, герр оберштурмфюрер? Мы что, будем позволять заключенным творить что вздумается? Очень важно, чтобы они понимали, что воровство недопустимо.
— Работники знают, что за кражу последует наказание, герр рапортфюрер. Охранники убивали моих лучших, самых продуктивных заключенных, и нередко — без особой причины. И я решил, что лучше создать систему, где буду сам прояснять подобные ситуации. Тогда мы сможем…
— И сколько казней произошло с тех пор, как вы ввели эту новую систему?
— Ни одной, герр рапортфюрер. В них не было нужды.
— Я понимаю, что вы хотите утвердить свою власть в отделе, но эти решения должен принимать я.
— Разумеется, герр рапортфюрер, просто вы так заняты… У вас есть дела поважнее, чем мелкие вопросы вроде казней. К тому же я всегда на месте. Я провожу в «Канаде», как ее называют охранники, большую часть времени. У меня в буквальном смысле слова лучшее положение, чтобы принимать такие сиюминутные решения.
Фридрих откинулся на спинку стула. Он выглядел уставшим.
— Возможно, вы правы. У меня масса работы, огромная ответственность.
— Всем известна ваша роль в управлении лагерем, герр рапортфюрер, и многие из нас стремятся следовать вашему примеру. — На несколько секунд повисло молчание. — Вы хотите обсудить со мной еще какой-то вопрос, герр рапортфюрер?
— Да, герр оберштурмфюрер. Вы произвели учет денег, которые хранятся у вас за спиной?
— Да, там полные чемоданы долларов, фунтов, рейхсмарок и разных других валют.
— Все рассортированы, пересчитаны и готовы к возвращению в рейх?
— Разумеется, герр рапортфюрер.
— Отлично, потому что у меня есть для вас еще работа. Нам нужно переправить эти деньги в Берлин. С минимальной шумихой и максимальной секретностью. Раньше эту задачу доверяли вашему предшественнику, и вы пока проявили себя исключительно образцовым офицером СС. — Кристофер почувствовал к себе отвращение, но виду не показал. — Я хочу, чтобы вы отвезли эти деньги в Берлин. Вы будете ездить туда на машине каждые две недели и передавать чемоданы в штаб-квартиру СС, человеку, который будет распределять средства в поддержку фронта.
— Да, герр рапортфюрер. — Кристофера охватили мысли о перспективах, открывшихся благодаря отъезду из лагеря на целый день каждые две недели, возможностях увидеть свою семью и сынишку Ули, а может, даже самого Ули. До отпуска еще много месяцев. До Берлина ехать почти шесть часов — возможно, ему даже позволят остаться там на ночь.
— Вы не должны никому рассказывать об этих поездках. Если кто-нибудь спросит об их цели, говорите, что сдаете в штаб-квартиру СС отчеты о работе экономического отдела здесь, в Биркенау. Понятно?
— Да, спасибо, герр рапортфюрер.
Кристофер встал из-за стола, щелкнул каблуками и отдал честь.
— В этом нет нужды. Вы поедете завтра и будете ездить каждый второй четверг. Выезжать будете в шесть утра, в штаб-квартире спрашивайте штандартенфюрера Кёля, он заберет у вас чемоданы. Понятно?
— Да, герр рапортфюрер.
— На этом все, герр Зелер.
Фридрих встал и отдал честь. На стене висел портрет Гитлера. Кристофер поприветствовал фюрера на глазах у Фридриха. Фридрих вышел и закрыл за собой дверь. Кристофер замер — он еще долго стоял, вытянув руку. При мыслях о сейфе за спиной у него перехватило дыхание, он пристально смотрел на Гитлера. Он один, и его никто не сможет проверить. Его невозможно поймать, правда?
Он повернулся и дрожащими руками ввел код. Желудок словно разъедало изнутри. Он встал. Вокруг парили звуки лагерного оркестра, исполнявшего Вагнера. Он опустился на колени перед сейфом и подумал о Ребекке. Опустил занавеску. Сейф открылся легко. Внутри лежало стопкой несколько чемоданов. Кристофер взял верхний, наполненный долларами. Он собирал их собственноручно. Их все. Поставил чемодан на стол и открыл его. Раньше он не воспринимал это как деньги, которые можно потратить. Не воспринимал как нормальную валюту, а как единицы, которые нужно посчитать и за которые необходимо отчитаться. Но эти сотни потрепанных, использованных купюр, перевязанных резинками, чем-то отличались. Почему-то они казались другими.
Он залез в чемодан, достал пачку денег, подержал несколько секунд в руках и положил на стол. С легкостью вытащил часть купюр — несколько сотен долларов. Ладони и пальцы стали потными. Он попытался сосчитать доллары, перелистывая их большим пальцем, но любой звук снаружи заставлял его перевести взгляд к окну возле стола. Резкий звук металла, бьющегося о металл, привел его в чувство. Заключенный из зондеркоманды прошел мимо, толкая телегу с кастрюлями и сковородками. Кристофер запихнул купюры в карман и вернул пачку в чемодан. Положил его в сейф и снова закрыл дверь.
Прежде Кристофер никогда не крал, даже в детстве. Деньги оттягивали карман, ноги стали словно бетонные. Он встал, висевший на бедре пистолет ударился о столешницу с громким стуком. Когда он вышел, Мюллер, Флик и Брайтнер сидели на местах.
— Что-то не так, герр оберштурмфюрер?
