В тот вечер он не присоединился к ежевечерней попойке Лама и остальных эсэсовцев, сославшись на боль в желудке. Он лежал в кровати, не в силах заснуть из-за мыслей, что Ребекка может быть в этом лагере, находясь на волосок от гибели. Каждый день жизни в лагере мог стать последним для заключенного. Он уже прождал слишком долго. Больше терять время было нельзя.
* * *
На следующее утро он вернулся в 24-й корпус Аушвица. Похоже, охранник ожидал его увидеть и жестом пригласил зайти. Пока Кристофер шел по коридору к кабинету Либерманна, его нервы были накалены до предела. Вытерев пот с ладоней, он постучал в дверь. Толкнул ее, не дожидаясь приглашения войти, и увидел Либерманна за столом с аккуратно разложенными бумагами, как вчера.
— Есть новости?
— Я смотрю, вам не терпелось их узнать.
— Если бы вы знали, о каких суммах идет речь, вы бы меня поняли.
— Ну, вчера мне выдалась возможность поискать вашу знакомую. Нет никаких записей о том, что Ребекка Кассин, из Сент-Мартина, Джерси, была когда-либо сослана в этот лагерь или находящиеся неподалеку лагеря.
— Что это значит?
— Мне казалось, это вполне очевидно, герр оберштурмфюрер. Ребекки Кассин здесь нет и не было.
— А в других лагерях?
— Понятия не имею, — ответил Либерманн. Взял лист бумаги из стоящей рядом с ним стопки и начал писать. Кристофер не двигался. — Я понятия не имею, где ваша подруга, герр Зелер.
— Она мне не подруга, герр Либерманн. Возможно ли проверить другие лагеря?
— Хорошего дня, герр оберштурмфюрер.
— Ответьте на вопрос.
— Это серьезное дело, я потеряю много времени. А теперь, пожалуйста, покиньте мой кабинет, пока я о вас не доложил.
Говорить больше было нечего. Кристофер ушел, не проронив ни слова.
Глава 22
Глубокая ненависть ко всему вокруг охватила его, словно стая саранчи. Каждый вздох прожигал легкие, и он с трудом боролся с желанием сорвать с себя униформу. Хлопнув дверью, он вошел в кабинет, где работали с бумагами Брайтнер, Мюллер и Флик. Он сразу понял, что снова оказался в центре внимания. Он был новым оберштурмфюрером «Канады», провел в должности всего несколько недель. Если его работа окажется не плодотворной, его уволят и, скорее всего, отправят на Восточный фронт. Он оглядел папки на своем столе и цифры вчерашних поставок. Сегодня ожидалось еще две, из Чехословакии. Он представил людей, сбившихся в кучу в вагонах для скота, с пересохшим от жажды горлом, прижимавших к себе детей, которые скоро умрут.
— Идите сюда, все трое. — Они встали, повернувшись к столу Кристофера. Кристофер же остался сидеть. — Это что за новости? На прошлой неделе у нас было семь казней? — Он посмотрел на троих озадаченных мужчин. — Мы убили больше одного процента кадров? — Он поднялся. — Как можно эффективно функционировать, если мы убиваем опытных работников? — Трое мужчин молчали. — Почему это случилось? Мюллер, может, вы объясните?
— Герр оберштурмфюрер, казни проводятся охранниками, мы практически ничего не можем поделать…
— Не говорите ерунды. Мы отвечаем за происходящее в экономическом отделе. — Он отучил себя называть его «Канадой». — И мы устанавливаем здесь правила. За что казнили тех заключенных?
— Кто-то крал драгоценности, кто-то — еду, — спокойно ответил Мюллер. Брайтнер крутил в руках авторучку, опустив взгляд.
— Больше никаких казней без моего разрешения.
— Вы уже говорили об этом, герр оберштурмфюрер, — ответил Мюллер.
— Но вижу, что вчера была еще одна казнь. Вы предупредили охранников?
— Возможно, вам стоит поговорить с ними лично, — предложил Брайтнер.
Час спустя семеро старших охранников «Канады» стояли в кабинете Кристофера. Они застыли в молчании, пока он говорил. Они не обсуждали полученные приказы, лишь молча отдали честь. Кристофер отправился к железнодорожной станции. Оставили меньше ста человек. Им предстояло работать до смерти. Остальных смерть ожидала в этот же день. Кристофер прошел через раздевалку, наблюдая, как зондеркоманда осматривает одежду тех, кого скоро убьют, кто был уже отправлен в соседнюю газовую камеру. Он вышел, когда туда пустили газ, не в силах выносить крики. Вернулся к складам и наблюдал, как привозят горы одежды. Смотрел на женщин, склонивших головы над работой. Можно только представить бремя постоянного риска внезапной смерти, с которым они сталкивались ежедневно. И им еще повезло.
Он подошел к столу, где сидели несколько женщин, сортирующих нижнее белье. Одна достала бриллиантовое ожерелье, вшитое в кромку старых панталонов. Подняла его перед собой, посмотрела и направилась к столу, стоявшему у нее за спиной. Бросила ожерелье в деревянную коробку и вернулась на место. Он подошел к ней. Ее длинные черные волосы были убраны назад. В основном лагере не было заключенных с длинными волосами, но в «Канаде» это почему-то разрешалось. В этом, как и во всем остальном, не было никакой логики. Она не подняла взгляда, когда он встал рядом.
— Прекрасно замечено, — отметил он. — Украшение хорошо спрятали. — Он наклонился. — Как вас зовут?
Она посмотрела на него и тут же отвела взгляд.
— Елена Барова, герр оберштурмфюрер.
— Вы слышали обо мне, Елена? — Он был уверен, что никто из охранников их не слышит. — Слышали, что теперь здесь все будет иначе?
— Я просто работаю, герр оберштурмфюрер, — прошептала Елена.
— Передай остальным, скажи остальным женщинам, что больше не будет внезапных казней без моего одобрения. — Елена посмотрела на него как на безумца. — Теперь здесь новые правила. Передай остальным.
Кристофер вышел из барака. Опустив голову, он шел мимо мельтешащих вокруг заключенных, которые тащили чемоданы или толкали телеги с одеждой. Их обреченные взгляды были направлены в землю. Он открыл дверь офиса экономического отдела. Мюллер сидел за столом, копался в документах. Кристофер прошел мимо него в свой кабинет, но потом развернулся. Снова открыл дверь и подошел к Мюллеру.
— У нас пока не было возможности поговорить.
— Пока нет, герр оберштурмфюрер.
— Я думаю, чтобы выработать наиболее полезную для рейха систему, мы должны понимать друг друга.
— Конечно.
— Где мой предшественник? Что с ним случилось?
— Оберштурмфюрер Гронинг? Его отправили на фронт. Он сам попросил о переводе. Сказал, эта работа не для него.
— А вам, Мюллер, она нравится?
— Да, вполне. До войны я был бухгалтером. Эта работа мне знакома, и так я могу послужить фюреру лучше всего.
Кристофер взял со стола скрепку и сжал в руке. Из окна была видна лишь стена соседнего барака, где работали женщины «Канады».
— Это ваша семья, Мюллер? — Кристофер взял со стола Мюллера фотографию в рамке — женщина под сорок, в нарядном платье, с двумя светловолосыми девочками по обеим сторонам от нее.
