Я постараюсь написать еще, но не знаю, как будут работать почтовые службы в России.
Люблю вас всех,
Ули
Она опустила письмо себе на колени. Повисло мучительное молчание. Наконец она заговорила:
— Поверить не могу, что Ули сражается за нацистов. Поверить не могу, что он один из них. Он был таким добрым человеком.
— И он по-прежнему такой.
Глава 17
Кристофер познакомился с доктором Вильгельмом Каспером, новым командиром немецкого гарнизона на Джерси, 19 июля 1942 года. Кристофер, как обычно, работал в своем кабинете в Сент-Хелиере. От Ули не было вестей с тех пор, как его отправили в Россию. Они только знали, что он жив, из отчетов клерков в офисе доктора Каспера. Ули по-прежнему оставался в списках действующих военнослужащих на Восточном фронте. С начала оккупации Зелеры были единственными людьми на острове, получавшими новости из внешнего мира. Ребекка по-прежнему пряталась в квартире, не выходя оттуда месяцами. Она была настроена оптимистично, насколько это было возможно в ее ситуации. Обнимая ее по ночам, Кристофер чувствовал, как выпирают их кости. Они оба похудели. Как и все остальные, даже сами немецкие солдаты.
Штейнер зашел в кабинет, распахнув дверь. Он направился прямо к столу Кристофера, который трудился над переводами.
— Что такое?
— Доктор Каспер хочет вас видеть, немедленно.
— По какому вопросу? — вмешался Стефан. В его волосах появились прожилки седины, а худое лицо обветрилось, словно скалы на берегу. — Уверен, доктор Каспер может уладить вопрос со мной. Мы с ним видимся несколько раз в месяц, хоть и мельком.
— Указание было предельно ясным. Он хочет видеть парня. — Кристофер был всего на шесть месяцев моложе Штейнера.
Кристофер встал.
— Я скоро вернусь. Думаю, какое-то пустяковое дело, — сказал он по-английски, чтобы не понял Штейнер. — Правда, Штейнер? — спросил он, снова переключившись на немецкий.
— Что, о чем вы говорите? — не понял Штейнер.
Штейнер вывел Кристофера на улицу. Его еще ни разу не вызывали к командующему. Вызывали его отца, но иначе.
Штейнер открыл перед ним дверь машины. Дорога до особняка Дарреллов заняла около пятнадцати минут. Из машин на дороге был только немецкий военный транспорт. Штейнер сидел рядом с ним всю дорогу, но они не проронили ни слова. Казалось, пятнадцать минут длились вечность, и Кристофер сильно вспотел, когда машина наконец подъехала к воротам особняка, где по-прежнему жили Дарреллы, хоть и ютились в крошечной комнате, изолированные от остальной части дома. Он не видел их со дня эвакуации, больше двух лет. Их вообще мало кто видел. Ворота открылись, и автомобиль медленно подъехал к дому, остановившись возле главного входа. Штейнер вышел. Кристофер сам открыл дверь и оказался на нагретом солнце гравии, Штейнер как раз успел обойти вокруг машины. Они зашли в дом и поднялись наверх. Штейнер сказал ему дожидаться возле кабинета коменданта, который некогда был одной из семи гостевых спален. Кристофер сел на мягкий бархатный диван и принялся ждать. Рубашка прилипла к спине. Он представил Ребекку дома, как за ней приходят солдаты. Представил ее в этом особняке, где она могла бы жить. Дверь открылась.
В дверях стоял доктор Каспер и протягивал руку Кристоферу. Это был дородный, даже полный мужчина с пухлым лицом и редеющими волосами на круглой макушке. При рукопожатии Кристофер почувствовал в его руке силу.
— Герр Зелер, рад знакомству. Пройдемте в мой кабинет, — по-английски произнес он.
Кристофер сел на антикварный деревянный стул, лицом к большому столу. Отделанную деревянными панелями комнату украшал портрет Гитлера.
— Мы очень ценим работу, которую вы с отцом делаете для нас здесь, на острове. Крайне важно донести до людей, что мы не собираемся брать их в рабство или делать что-то в этом духе. Большое везение, что с нами сотрудничают такие люди, как вы и ваш отец.
— Спасибо.
— Мой предшественник, доктор фон Штейн, организовал здесь, на острове, эффективную систему, и, несмотря на некоторые сложности, думаю, мы постепенно достигаем нашей цели — правильной модели немецкой оккупации. Вы в курсе законов немецкого рейха относительно еврейского населения?
У Кристофера кровь заледенела в жилах.
— Да, герр комендант.
— Прошу, поймите: это не мое решение, распоряжение передается мне руководством от самого фюрера. Вы же это понимаете?
— Да, разумеется. — Мускулы на шее словно превратились в железные прутья.
— Сверху на меня оказывалось большое давление по поводу регистрации и контроля всего еврейского населения острова. Не какой-то его части, а всего. Вы ведь меня понимаете?
У Кристофера дрожали ноги, и он видел, что ткань брюк колышется, словно флаг на ветру.
— В этом вопросе очень важно полноценное сотрудничество со всеми жителями острова, а особенно с такими близкими коллегами, как вы и ваш отец, вы согласны?
— Разумеется, герр Ка… В смысле, доктор Каспер.
— Давайте не будем церемониться с титулами, Кристофер. Я хочу, чтобы вы воспринимали оккупационные силы как друзей, ведь, в конце концов, все мы немцы, верно?
Она одна в квартире, а я застрял здесь.
— В общем, мне стало известно, что на острове есть несколько евреев, не прошедших регистрацию. Крайне важно внести их в списки согласно закону. Уверен, вы понимаете это, как и ваше местное правительство, которое сотрудничало с нами по этому вопросу. Протестов почти не было, что неудивительно. Они осознают всю важность этого дела, — Каспер встал и подошел к окну. Выглянул на несколько секунд на улицу и снова повернулся к Кристоферу. — Вы ничего не хотите мне рассказать? Я понимаю, все мы совершаем ошибки, но если вы с отцом хотите сохранить работу и сопутствующие привилегии, я жду определенной преданности. — Каспер снова сел за стол. Кристофер не двигался. — В последний раз спрашиваю. Вы ничего не хотите мне рассказать?
— Нет, доктор Каспер.
— Вы расстроили меня, Кристофер, правда расстроили. Я возложил на вас большую ответственность, а вы меня подвели. Сегодня утром Ребекка Кассин зарегистрировалась у местных властей как еврейка. Мне рассказали, что у вас с ней были интимные отношения. Я нарочно позвал вас сюда, прежде чем она успела вам об этом рассказать. — Каспер положил руки перед собой на стол. — В них что-то есть, в евреях, верно? Они так смотрят, будто видят твою душу, все твои слабости. Я не осуждаю тебя, Кристофер. Мне тебя жаль. Тебе правда следует обратиться к врачу, чтобы излечить полученный от нее недуг. Явившись самостоятельно, она оказала тебе услугу, поэтому я не буду докладывать о происшествии начальству. Этот досадный случай не помешает твоей будущей карьере в рейхе.
— Что вы сделаете с Ребеккой?
— Что мы сделаем с Ребеккой Кассин? Да ничего. Просто внесем ее в списки и, разумеется, впоследствии она будет ограничена правилами, как и все остальные евреи на острове.
