Постарайтесь не беспокоиться. Уверен, война скоро закончится, и мы снова будем вместе, в лучшем мире для наших детей.
Ули
— Что теперь делать, отец? — спросила Александра.
— Ничего. Останемся здесь. Нам некуда идти, наше место — здесь. — Он положил руку ей на голову. — Мы не изменились. Ули тоже не изменился. Кристофер, ты теперь должен заботиться о Ребекке. Слишком велик риск, что нацисты придут сюда. Вы должны уехать.
Кристофер не отвечал, только смотрел на свои пальцы и слушал, как они стучат по деревянной столешнице.
Когда Кристофер и Ребекка пришли, очередь за билетами на паром тянулась до самой двери. Мысль об отъезде казалась невыносимой. Это пограничное место казалось идеальным для него и его семьи, не немецкой и не английской, принявшей нейтралитет в этой новой войне. Но прикосновения Ребекки, державшей его за руку, вселяли в него уверенность. Оставаться здесь — слишком опасно. Они простояли около десяти минут, отбиваясь от вопросов миссис Месрин насчет их дальнейших планов, когда Артур Купер, продавец билетов, вышел из будки. Прошел вдоль очереди, подошел к ним и жестом позвал Кристофера за собой. Кристофер его знал. Артур был порядочным человеком, но горьким пьяницей. Он отвел крайне взволнованного Кристофера в сторонку, где их разговор никто не мог услышать.
— Я полагаю, вы хотите уехать с острова в Англию?
— Да, разумеется, — ответил Кристофер, пытаясь понять, в чем дело. — Есть какие-то проблемы? — уточнил он у замявшегося Артура.
— Вообще-то да. К сожалению, с тех пор, как была объявлена война, правительство Его Высочества запретило въезд и выезд всех подданных Германии из страны и ее протекторатов. Так что, боюсь, я не могу вас выпустить. Даже если я это сделаю, вас не пустят в страну.
Кристофер попытался сообразить, что можно сказать или сделать, но ничего не придумал.
— Вы уверены?
— Я боялся дня, когда сюда придете вы или кто-то из вашей семьи. Из всего острова это относится только к вам. Мне жаль.
— Вы не виноваты. Действительно, ничего не поделаешь. — Ребекка все еще ждала в очереди. — Тогда мы лучше пойдем. Спасибо, что предупредили меня заранее.
Они оказались в ловушке. Идти было некуда, Кристофер и его семья застряли в этом месте. Наступала война, и впервые с тех пор, как они сошлись с Ребеккой, он почувствовал, что теряет контроль над собой и ситуацией.
* * *
Все говорили только о войне, и молодые люди со всего острова уезжали на материк, чтобы воспользоваться шансом «навалять немчуре». Тем, кто остался на Джерси, война казалась чем-то далеким, словно морской шторм, о котором говорят рыбаки, пока светит солнце.
Страх распространился повсюду. Некоторым удавалось это скрывать, но боялись все. Две недели спустя немецкие войска начали вторжение в Бельгию, Францию, Люксембург и Нидерланды, и вскоре все эти страны капитулировали. Британская армия была отброшена в Дюнкерк. Атмосфера на острове изменилась, поползли слухи, что британские войска покинут Джерси. Отец Кристофера, который несколько месяцев запасался консервами, начал скупать топливо. Почти все остальные делали то же самое, и с каждым днем становилось все сложнее. Местные рыбаки помогали массово эвакуировать британские отряды в Англию с пляжей Дюнкерка. Том начал поговаривать, что хочет присоединиться к армии. Его брат-близнец Перси уехал за несколько недель до этого с Гарри Локом и тысячами других добровольцев. Его сдерживала только жена и тот факт, что она не может сбежать в Англию, как планировало поступить большинство. Кристофер ждал, читал и перечитывал последнее письмо от Ули и смотрел на фотографию его новорожденного сына Стефана. Ули писал с передовой — казалось, всего несколько дней оставалось до поражения Франции и, возможно, дальнейшего наступления немцев на острова Ла-Манша и саму Англию.
Он беспокоился о Ребекке гораздо сильнее, чем о себе. По Европе гуляли рассказы о том, как нацисты обращаются с евреями — страшно даже представить. Евреев в Европе лишали собственности, домов и даже гражданства. Он помнил газетные заголовки, которые видел в Берлине в 1938-м. Теперь все это воплощалось в жизнь.
В июле пал Париж. Две недели спустя Уинстон Черчилль, новый премьер министр, заявил, что Нормандские острова не имеют стратегической ценности, и местные гарнизоны будут переведены на материк. Их объявили открытой территорией и оставили немцам. Но в новостях тем вечером об этом ничего не сообщили. Кристофер ехал домой, когда увидел зеленые униформы. Солдаты загружались в грузовики. Он спросил у полицейского, регулирующего движение, и тот сказал, что они покидают остров. Официального объявления не было. Новость разлетелась по острову. Дороги переполнились, у него ушло больше часа на десятиминутную поездку. Повсюду царила паника. Люди сновали вокруг, как муравьи, тащили свои пожитки бог знает куда. Кристофер поехал к зеленщику, а потом — в новостной киоск. Все было закрыто, полки — пусты.
Он зашел к Ребекке. С тех пор как они безуспешно пытались уехать, они избегали разговоров о том, что будет, если остров захватят нацисты. Ей особенно хорошо удавалось уходить от темы. До этого момента они не верили всерьез, что это может произойти.
— Солдаты уезжают.
— Я слышала, — ответила она. — Нас бросили гнить здесь, заботиться о себе самостоятельно.
— Ты понимаешь, что должна сделать. Все евреи острова уезжают.
— Мама уезжает, а отец упрямится, как обычно.
— Рад слышать, она поступает разумно. Ну а твой отец…
— А ты? — перебила его Ребекка. — Я не могу тебя бросить.
— Обо мне не волнуйся. Я буду в порядке.
— Нет. Я тебя не брошу. Что я буду делать в Англии?
— Что? Ты с ума сошла? Нацисты наступают. Мы оба видели новости. Видели, как они лишают евреев прав в каждой захваченной стране.
— Ты предлагаешь мне лишить себя прав? А ты? Ты не ответил на мой вопрос.
— Ты знаешь, я не могу уехать.
— Поэтому я никуда не поеду. Я тебя не брошу. С чего ты вообще взял, что в Англии безопасно? Кто сказал, что Германия не захватит Англию в следующем месяце или на следующей неделе? И куда я побегу тогда? Здесь мой дом. Зачем мне уезжать?
— Ты уже уезжала.
Он что, закричал? Кристофер в смятении подошел к окну. Внизу, на улице, суетились люди. Раньше никогда не происходило ничего подобного.
— Тогда я была ребенком. Кристофер, я же сказала, я не уеду. Мы будем вместе, и ничто этого не изменит.
— Нет. Я хочу быть с тобой, но не такой ценой, не ценой твоей безопасности, твоей жизни. Ты едешь в Англию, это не обсуждается. Ты должна уехать, прежде чем приедут они.
— Почему я должна бросить все, что мне дорого, убегать и прятаться?
— Потому что они заберут все, что у тебя есть. Заберут твой дом, твое гражданство.
