— Что? О чем ты? — не понял Кристофер.
Ули сделал большой глоток пива.
— Она не немка.
— Подумай об этом, Кристофер. Дело не в том, что она не немка. Проблема в том, что она еврейка.
— Я не знал, — удивился Ули. — В любом случае, какая разница? Он ее не видел и ничего от нее не слышал уже много лет.
Отец Кристофера наклонился к брату.
— Я читаю газеты, Ули. Читаю их каждый день и знаю, что евреев полностью лишили прав, совершенно исключили из общества. Такова новая Германия, Кристофер, страна возможностей для большинства, — повернулся он к сыну. — Недавно ввели новые законы, и евреев лишили прав быть гражданами Германии или вступать в брак с неевреями, или вести бизнес, или иметь собственность. Так что решай, но подумай как следует.
— Я не знал, что Ребекка еврейка. Хотя для меня это не важно, — подчеркнул Ули.
— Но в Германии это было бы важно для нее, и должно быть важно для тебя, Кристофер.
— Может, тебе как раз стоит поехать в Германию. Только так ты наконец сможешь перестать думать о Ребекке, — со смехом предположил Ули.
Кристофер хотел поспорить, сказать, что уже не думает о Ребекке — ведь она уехала три года назад, но они видели его насквозь, как пиво в стоящем на столе бокале. Нежеланные воспоминания о Ребекке заполнили его мысли.
— Я давно не видел Ребекку, — наконец выдавил он.
— Но если бы ты хотел быть с ней, то в Германии это было бы невозможно. Возможно, у нас на Джерси нет таких возможностей, как в Германии, но все-таки кое в чем у нас есть преимущество.
— Я тоже не согласен с политикой нацистов в отношении евреев, — сказал Ули. — Но что я могу сделать? Правительство говорит, мы проиграли из-за них войну, что они враги Германии и заодно с большевиками.
— А ты что думаешь, Ули?
— Я думаю, что помню миссис Розенбаум, которая жила на нашей улице, как она улыбалась нам и угощала конфетами, когда мы были детьми. Теперь постоянно говорят о евреях. Раньше я вообще о них не задумывался. Мне не приходило в голову их выделять.
Стефан встал, налил себе еще бокал пива и снова сел.
— Я читал, что говорит Гитлер о великой войне. Разговоры о «ноябрьских преступниках»
[2] и сионистском заговоре — Ули, по-моему, это просто смешно. Мы нанесли удар в спину самим себе. Не было никакого еврейского заговора. Лучшие люди, с кем я плечом к плечу воевал в той богом забытой войне, были евреями, преданными гражданами Германии. Эрнст Геппнер, Ганс Бухсбаум, Франц Бахнер. Все они были евреями и моими друзьями, и все погибли.
— Нацисты далеко не идеальны, но жить в Германии стало гораздо лучше. Легко тебе сидеть тут на Джерси и осуждать нас в Германии. Когда было плохо, тебя там не было. Ты уехал.
— Да, Ули, легко быть здесь, сидеть и осуждать Германию и нацистов, и именно поэтому я не вернусь и не буду уговаривать Кристофера и Александру вернуться в Германию, даже хотя они там родились.
В комнате воцарилось молчание. Кристофер хотел что-нибудь сказать, чтобы продолжить беседу, но не мог придумать что. Он поднял бокал ко рту и сделал еще один большой глоток пива. Стефан тяжело вздохнул и посмотрел на часы.
— Думаю, тебе пора спать, Кристофер, — сказал он. Кристофер ожидал отсрочки, но ее не произошло. Его не отправляли спать уже несколько лет, но когда он снова посмотрел на отца, то все понял и встал из-за стола. Ули тоже поднялся и обнял его так крепко, будто хотел раздавить.
— Спокойной вам ночи, — пожелал Кристофер, уходя. — Постарайтесь не убить друг друга.
Оба мужчины улыбнулись. Кристофер вышел в коридор и начал подниматься по лестнице — каждая ступенька казалась маленькой победой. Его голова была словно плот на волнах бушующего моря, и когда он добрался до верха, то почувствовал тошноту, которой не испытывал прежде. Открыв дверь ванной, он плюхнулся на сиденье унитаза, не снимая штанов, и обхватил голову руками. Веки отяжелели, его охватил сон.
Проснувшись, Кристофер посмотрел на часы. Прошло больше двух часов, и ноги онемели от неудобной позы. Где-то в голове маячил образ Ребекки. Кристофер включил холодную воду и умылся. Внизу, на кухне, все еще слышались голоса, и ему захотелось вернуться. Полотенце оказалось холодным и жестким, он быстро вытер руки и подмышки, направляясь к двери. Кристофер прислушался к дому, как всегда делал в это время ночи. Слышался лишь тихий шепот ветра снаружи и приглушенное бормотание голосов под досками пола, на первом этаже. Нужно спуститься вниз, просто сказать спокойной ночи, пусть даже и второй раз.
Сквозь ступени просачивался свет, и он спускался по лестнице, медля с каждым шагом. Потом сел на последнюю ступеньку и прислушался к разговору, не желая прерывать отца и дядю. Он слушал. Беседа шла о матери Ули и Стефана, которая умерла шесть лет назад, об их отце, который умер еще до рождения Кристофера, и о матери Кристофера.
— Все умерли, — подытожил Ули.
Кристофер выглянул из-за балясины в конце лестницы. Дверь была открыта достаточно широко, чтобы увидеть спину Ули, сидящего на стуле напротив отца, но при этом остаться незамеченным.
— Я не помню, как познакомился с Ханной. Я был совсем ребенком, — сказал Ули, но не дождался ответа. — Она всегда так хорошо ко мне относилась и нравилась даже отцу. Даже отцу. — Ули умолк, взял стоявший перед ним бокал и сделал глоток красновато-коричневой жидкости.
— Она была единственной, о ком у меня никогда не возникало сомнений. Люди говорят, нужно двигаться дальше. Но я не вижу повода.
Кристофер напрягся всем телом.
— Возможно, пора ее отпустить. Брат, прошло уже тринадцать лет. Ты не старик. Впереди еще целая жизнь.
— Возможно. Но что, если я не хочу жить без нее?
На полминуты воцарилось молчание, потом Стефан заговорил снова:
— В любом случае я никогда не встречал никого, подобного ей. И привести женщину домой, к детям… Конечно, они уже не дети, но я просто не мог этого сделать. Знаешь, когда я познакомился с Ханной, то был ненамного старше, чем Кристофер, когда мы сюда переехали. Ее дедушка был немцем. Ну, ты знаешь.
— Да.
— И я ведь тоже не помню, как это было. Словно она была всегда, всегда рядом со мной, с самого рождения.
— У меня никогда не было такого человека. Не было того, что было у тебя.
— Все еще может случиться. У тебя еще все впереди.
— У тебя тоже.
— Мне более чем достаточно Кристофера и Александры. Кристофер… — Кристофер подвинулся, чтобы лучше видеть. — Мы так похожи, — продолжил его отец, — иногда даже слишком. Поэтому я и принял такое решение по поводу Ребекки. Когда она уехала.
