Было два часа ночи и весь район окутала устрашающая тишина. Засчет этого буквально каждое его движение казалось слишком громким. Он поднялся на крыльцо и тихонько поднял четвертый горшок справа. Серебристый запасной ключик мерцнул в лунном свете, словно маячок.
Как только он взял его в руки, по телу прокатилась волна возбуждения. Он и правда собирался сделать это. Он собирался пересечь линию, которую нельзя было переходить. Теперь не только огонь руководил им… он понял, что может делать все, что захочет и его не остановят.
Когда он вставил ключ в замок и провернул его, то мысли странным образом переметнулись к матери. Он бы так ее разочаровал. Взлом с проникновением. Похищение. Убийство. Он явно не стал тем честным молодым человеком, каким она хотела его видеть.
«Ну и черт с ней, – подумал он. – Это ее вина. Она это сделала со мной, направила меня по такому пути».
Это было больше похоже на отговорку, но ему хватило.
После смерти отца мать оставила его прах в урне на каминной полке в гостиной. Ему только исполнилось двенадцать, когда это произошло. Более семи лет он смотрел на эту урну, пока наконец не переехал. Иногда он вспоминал те ссоры, которые часто происходили между его матерью и бабушкой. Последняя постоянно упрекала мать, утверждая, что ее сын не хотел быть кремирован. Он не сообщил свою волю и семьей было принято именно такое решение. Но мать всегда настаивала, что это был правильный выбор. Иногда он смотрел на эту урну и удивлялся, как можно хранить в ней чью-то жизнь.
Когда ему исполнилось двадцать, мать заставила его развеять прах. Они выбрали для этого безлюдное озеро. Она была сильно пьяна и бормотала что-то о его воле… что это было лучшее решение. Бабушка переехала в другой штат и ссоры закончились. Он чувствовал, что все было совсем неправильно.
Ему так казалось тогда и это ощущение сохранилось до сих пор. Сжигать тела людей, которые этого не хотели бы… Еще хуже – развеивать их прах в случайных местах. Он очень долго ненавидел мать за это. В результате, она стала для него просто ведьмой, которая хранила его останки исключительно из личных побуждений, которые он никогда не понимал.
Открыв дверь дома Софии Лесбрук, он внутренне надеялся, что его мать как-то услышит об этом, где бы ее сейчас не носило. Он надеялся, что этот факт нарушения закона приснится ей в страшном сне.
Этот прекрасный дом внутри был мрачным и темным. Справа находилась гостиная, где в стене над камином висел пятидесятидюймовый телевизор. Все было идеально чисто и ощущался запах свежей выпечки – булочек с корицей.
Он позволил себе насладиться внутренним убранством дома, в котором не имел права находиться. Тем не менее, он не отвлекался. Он проходил комнату за комнатой, наконец, отыскав спальню Софии на втором этаже.
Она спала с включенным генератором шума, стоявшем на прикроватной тумбочке. Он был включен в режиме белого шума, что странным образом уменьшало комнату.
Он шагнул к постели и несколько секунд наблюдал за спящей женщиной. Слегка нахмурившись, он сжал кулак правой руки и с размаха ударил ее по голове.
Ее глаза широко распахнулись, когда она откатилась вправо. Она открыла рот, собираясь закричать, но он быстро зажал ей губы. Убийца прыгнул на кровать и оседлал ее. Он поднял правую руку и снова ударил ее. На этот раз по запястью раскатилась боль. Ее тело обмякло под ним.
С легким чувством досады, он сполз с кровати и взглянул на нее. Затем он стянул с жертвы одеяло и уставился на ее тело. Она была достаточно симпатична для своего возраста и он задался вопросом, каким человеком нужно быть, чтобы воспользоваться ею в таком состоянии. Он был не таким. Он никогда не погрязнет в подобном разврате.
Но на самом деле… он и представить себе не мог, что решится взломать чей-то дом. Насколько дальше он мог зайти?
С небольшим усилием он вытащил ее из постели. Он закинул ее на плечо, чувствуя, как поднимается и опускается ее грудь от дыхания. Он спустился с ней вниз и оглянулся на гостиную, ненадолго застыв на месте перед уходом.
Он смотрел на комнату. На полке между камином и телевизором стояли несколько фотографий членов семьи и мужчины, который, по его предположению, был мужем Софии.
Между ними стояла урна… его последнее место обитания перед тем, как прах развеют по ветру.
Но, с ее уходом из жизни, это вряд ли когда-нибудь произойдет.
Он бросил тоскливый взгляд на урну и унес тело Софии в ночь.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
После часа ночи Эйвери бросила все надежды на предстоящий сон. Она сварила еще одну чашку кофе в комнате отдыха А1 и мысленно вернулась к ее странной встрече с Говардом Рэндаллом. Он никогда не раздавал информацию направо и налево. Он предпочитал давать ей намеки в практически загадочной форме, заставляя ее потрудиться.
«Может это он и делал, когда я пришла? – размышляла она. – Может само его настроение было намеком?»
Это была идея. Эйвери прекрасно видела, что вся его настойчивость в том, чтобы она больше никогда не приходила, была совсем на него не похожа. Как правило, ему нравились ее визиты, главным образом потому, что кто-то вроде нее полагался на его способность проникновения в суть событий. Что же так резко могло измениться?
Она задумалась, не пытался ли он ввести ее в заблуждение. Он предположил, что ей не стоит сильно зацикливаться на самом поджоге… это делалось скорее символично. Она согласилась, но было сложно найти преступника, основываясь исключительно на символизме. Должно было быть что-то еще… что-то, что она упускала из виду.
Она порылась в бумагах на столе и достала информацию о жертвах. Блэк перечитала данные несколько раз в надежде, что какая-то связь выскочит прямо ей в руки.
«Пока только женщины.
С третьей разобрались в спешке, тело не было полностью сожжено. Пока не идентифицирована.
Способ, которым он бросает останки, говорит о том, что он жаждет нашего внимания, но не хочет быть пойманным. Он хотел бы позлорадствовать, но основой является именно привлечение внимания».
Эйвери вспомнила разговор со Слоан Миллер. Поджигатели часто возвращаются на место преступления, чтобы посмотреть на результат. Так что, вполне возможно, что убийца действительно приходил и наблюдал за тем, как Эйвери и ее коллеги детективы, совместно с сотрудниками правоохранительных органов, пытаются выяснить метод, которым он убивает. Но зачем? Связано ли это с их психическими отклонениями, раз побуждает на подобные глупости?
Был и другой вопрос: раз уж он использует огонь в качестве символики, возможно, в нее входит что-то еще? Может сами жертвы?
«Что же я упускаю?»
Блэк собиралась перечитать данные о жертвах еще раз, когда раздался стук в и без того открытую дверь. Она подняла голову и увидела заглядывающего внутрь Рамиреса. Он выглядел уставшим, но в его улыбке все также светилась какая-то мальчишеская энергия.
