Больше всего потрохов можно было съесть ночью, когда солнце не выдавало Бена, освещая всевозможную пищу (включая его самого), плавающую в воде на обозрение всех желающих перекусить. Когда свет становился особенно ярким, он опускался на глубину, надолго закапывался в песок и рыл себе ход вперед, иногда наталкиваясь на морского черта, изопода или каких-нибудь еще жутких морских тварей. Здесь, под покровом морских волн, он не мог говорить, да и с ним больше никто не заговаривал. Однако он слишком опасался хищников, чтобы вообще производить какой-то шум. Эти слышали великолепно. Им даже необязательно было видеть добычу, они прекрасно ощущали все, что происходило вокруг них.
Жил он в каком-то близоруком тумане, пробираясь по дну и плывя по течению, пока в ограниченном поле зрения вдруг не возникали всевозможные неожиданности. За один день он мог наткнуться на пищу (хорошо), удильщика с жуткими челюстями (плохо), китов (ужасно и поразительно), кораллы (неприятно) и множество различных беспозвоночных, обитающих на морском дне (безразлично). Все, что могло его там убить, обладало способностью проделать это быстро. Ему становилось не по себе, что он сам так часто ел крабов. Но ведь в Мэриленде все так поступают!
Высшим же наслаждением для него было плавание. Еще мальчишкой мама водила Бена в общественный бассейн – раскаленное, кишевшее купальщиками место для тех семей, которые не обладали достаточными средствами, чтобы обосноваться в нормальном загородном клубе, – и он пытался как можно дольше оставаться под водой, застыв, раскинув руки и ноги, почти на дне бассейна, воображая, что уплывает в космос. Но, разумеется, Бен не мог надолго задерживать дыхание и вскоре всплывал на поверхность, где его сразу же окружала ребятня, состязавшаяся в оглушительных криках и всевозможных шалостях. Тогда он клал руки на мокрый цементный бортик бассейна, опускал на них голову, греясь на солнце и чувствуя, как капельки воды в порах бетона нагревались и густели, словно человеческий пот.
Но теперь он стал крабом, и недостаток кислорода не имел никакого значения. Если хотелось, он мог целый день плясать и вихляться под водой. На самом деле только этим он и мог заниматься. С развлечениями дела там обстояли неважно. Поплавать, поесть и не быть съеденным самому. В соответствии с этим он и планировал свои дни, зная, что рано или поздно тропа выведет его на берег у Кортшира. Верно? Верно ведь?
Однако ожидание затянулось куда дольше, чем могло бы понравиться Бену. Он неделю за неделей прорывался сквозь донную взвесь и уворачивался от акул. Изредка всплывая на поверхность океана, он ни разу не заметил суши. Он переживал все сильнее, а его вера в тропу таяла по мере того, как он день за днем все больше становился пленником безбрежного моря. Это какой-то грандиозный поганый розыгрыш. Сражаться с полчищами чудовищ, уцелеть, чтобы дважды попасть в рабство (дважды!), а за все страдания получить лишь эти мерзкие крабьи клешни.
И вот как-то ночью, ковыляя по песку, Бен обнаружил, что его тянет наверх. Он попытался всплыть, но наткнулся на какую-то ячеистую преграду. Это оказалась траулерная сеть, подгребавшая со дна омаров, угрей, креветок, тунцов, мелкую треску, башмаки – что попадется. Бен попытался перегрызть прорезиненный нейлон клешнями, но безрезультатно. Сеть затягивалась, тащила его вверх вместе с другой морской живностью и наконец вытянула из воды. Затем сеть развернулась и вывалила улов на движущуюся ленту транспортера. Бен увидел два ряда рук в кольчужных перчатках, сортирующих рыбу, отсеивающих деревянную щепу и швыряющих несъедобный улов за борт.
Бен не относился к несъедобным. Могучая рука подняла его с транспортера и приложила к нутромеру. По размеру он подходил, чтобы его оставить. Он полетел в бочонок вместе с другими крабами.
– Послушайте! – прошептал Бен. – Кто-нибудь из вас умеет говорить, уроды? Кто? Хоть кто-нибудь?
Никто не умел. Он оказался единственным среди них человеческим существом, прошедшим через волшебные преображения и силой вытолкнутым на новый жизненный путь во имя долга.
– Вот ведь повезло.
Он попытался вскарабкаться по краю бочонка, но ему не удалось найти твердую опору среди кишевших ракообразных. Мужчина в желтой резиновой робе поднял бочонок и потащил его на камбуз предположительно огромного корабля: везде железо и рыкающие выхлопы из каждого отверстия. На камбузе были обычные белые стены, а пол устлан черными резиновыми половиками. Бен мог видеть лишь то, что мелькало за краем бочонка, но увиденное не внушало особой радости: верхняя часть плиты и котел с кипящей водой размером с мусорный бак. Из него валил пар, покрывая влагой белые стены, с которых стекали струйки воды. Похоже, стены камбуза не просыхали долгие годы. Бен услышал, как какой-то мужчина выкрикивал приказания остальным.
– Запомните: если обнаружится, что вы тайком тащите еду для себя, вас выбросят за борт. Любое нарушение пайковой нормы карается СМЕРТЬЮ.
Хор голосов стройно ответил:
– ТАК ТОЧНО, СЭР.
– Морозильник номер один заполнен целиком. Все пайки должны быть запаяны в вакуумную упаковку и складированы в морозильник номер два. Складировать изнутри наружу, от краев к центру. Не блокировать передний сектор морозильника, иначе лично каждому надаю пинков. Это понятно?
– ТАК ТОЧНО, СЭР.
– Эй! – крикнул Бен из бочонка. – Может кто-нибудь меня отсюда вытащить?
Никто не отозвался. Вместо ответа в бочонке появилась другая рука в кольчужной перчатке и принялась пригоршнями хватать крабов и швырять их в котел. Бен вновь и вновь уворачивался от руки, жалея, что не оказался в компании более дружественных великанов. Рука погружалась все глубже в бочонок и уже шарила по дну, наконец схватив Бена и нескольких самых проворных оставшихся. Но прежде чем она опустила его в кипящий котел, Бену удалось вывернуться, и он шлепнулся на черный половик. Под плитой как раз хватало места, чтобы спрятаться, так что он рванул по половику и забился под огромный агрегат.
– Черт подери, – раздался чей-то голос. Теперь Бен увидел ручку швабры, которой водили по полу под плитой. Бен вприпрыжку понесся под стальной полкой и потом под морозильником, заметив всего в полутора метрах от себя пару двойных дверей с черными клапанами. От днища морозильника под дверь уходили две линии белой ленты. Бен поглядел вниз и увидел, что сидит как раз между ними. Тропа.
Он ринулся к ней, промчавшись в открытую дверь камбуза и увернувшись от множества злобных ног. Он был быстрее их всех. Да и умнее тоже.
Выскочив с камбуза, он попал в оживленный коридор, где толпились кричавшие коки, уборщики, стюарды и пассажиры. Все они выглядели изможденными и растрепанными. Одеты они были разношерстно, и казалось, что это единственная имевшаяся у них одежда. Бен прыгал и уворачивался от тех, кто попадался ему на пути, стараясь держаться в пределах белых линий. Любопытный малыш наклонился, чтобы получше его разглядеть, и Бен прошептал:
– Эй, пацан, можешь меня отсюда вытащить?
Мальчишка испуганно заорал во все горло. Бен едва увернулся от его мамаши, пытавшейся раздавить беглеца.
