– Ты не веришь в Бога! Ты язычник!
– Я – достойный человек. Будь это мой зуб, я бы отдал его тебе.
Циско на мгновение смягчился.
– Тогда именно так ты и поступишь?
– Как?
– Ты же человек слова, нет? Ты возьмешь мой зуб, а я потом – твой.
– Но мой зуб не золотой.
– Докажи мне, что ты способен на жертвенность. Докажи, как далеко ты способен зайти, чтобы хоть на йоту приблизиться к Богу.
Бен выпучил глаза, и капля его желтой слюны упала на тунику Циско.
– Значит, зуб за зуб?
– Да.
– Клянешься?
– Жизнью королевы.
Бен неохотно кивнул.
Дымки приблизились к ним, когда мужчины встали и принялись отряхивать с себя пыль. Бен протянул руку к полупризракам.
– Погодите-ка, уроды. Мы тут договариваемся.
Дымки отступили на сантиметр, пока мужчины обменивались рукопожатием.
– Кто первый? – спросил Бен.
– Я первый, – ответил Циско. – Ведь я могу тебе доверять, да?
– Да.
Бен взял плоскогубцы и обхватил ими золотой резец Циско.
– Надо очень быстро, – произнес Циско.
– Постараюсь, – пообещал Бен. – Может, ты хочешь, чтобы я подал тебе знак? Или рвануть его сразу?
– Рвани его сра…
Бен сжал плоскогубцы, чуть крутанул и сильно дернул. Испанец не издал ни звука. Ни визга. Ни крика. Ни стона. Он не мигая глядел на Бена, когда из десны хлынула кровь, от которой плоскогубцы сделались скользкими в задрожавших руках Бена. После мучительных шестидесяти секунд золотой зуб был удален. От губок плоскогубцев на мягком металле остались ровные насечки. Бен в ужасе выронил инструмент на землю.
– Прости меня, Циско.
Циско спокойно нагнулся и подобрал с земли окровавленные плоскогубцы.
– Ну, ты готов? – спросил он Бена.
Но тот не мог заставить себя вслух сказать «да». Он заскулил и закрыл глаза, когда испанец подошел к нему и сжал плоскогубцами его совершенно здоровый передний зуб. Оставалась доля секунды, чтобы испугаться боли, но испуг был еще хуже того, что произошло следом. Циско дернул, и дикая боль пронзила лицо Бена, словно однотонный звук, глубокий, острый и сводящий с ума. Он чувствовал, как тянется вниз корень зуба, сидящий так же глубоко, как сорняки на грядках с помидорами в саду у миссис Блэкуэлл, как, похоже, бесконечный кусок оголенного провода, попавший под напряжение.
Он не обладал умением Циско стойко переносить боль. Его вопли потрясали пески. Бен бился в конвульсиях и выл. Когда все кончилось, он минут пять ничком лежал на земле, слизывая горячую кровь и ощупывая сухим языком зияющую дырку. Циско пощупал эмаль вырванного зуба заскорузлыми кончиками пальцев.
– Теперь ты способен на жертвенность.
Приблизились Дымки и бросили к их ногам две лопаты.
– Да пошли вы! – рявкнул на них Бен.
Они начали наседать на него, и он быстро вскочил на ноги, а потом вошел в замок.
– Работаю! Уже работаю! Вот только тут раствора ни капли нет! Сделайте одолжение и доставьте раствор!
Один Дымок улетел, а второй заставил Циско работать и последовал за ним вверх по внутренней лестнице замка. Бен на несколько мгновений остался один рядом с внутренней стеной. Он быстро отодвинул камень и увидел бутылочку из-под воды с заготовкой яда.
Когда он бросил в нее золотой зуб Циско, зелье засветилось ярко-зеленым сиянием.
Он быстро засунул бутылочку себе за пояс. Дымки и Циско вернулись на нижний уровень замка. Бен утвердительно кивнул испанцу. Теперь у них был яд.
Это случилось в очередной шестой день. В обед, тщательно спрятав за пояс образец яда, Бен увидел приближающегося Вориса с широко расправленными и неподвижными кожистыми крыльями, что вполне достаточно для простого парения в воздухе. Хлопать ими необходимости не было. Бен взял питьевой перерыв, и Циско тоже. Они сидели на песке рядом с ямкой, где лежали банка и семечко. Ветер свистел в свежей дырке от зуба во рту Бена. Когда Дымки взглянули в небо, он вытащил бутылочку из-под воды и влил ее содержимое в банку из-под маринованных овощей, глядя, как та засветилась изнутри. Затем схватил затвердевшее коричневое семечко и бросил его оземь.
На песке появился ручной пылесос.
– Ничего себе!
Циско взглянул на него и чуть не взвизгнул при виде такого преображения, но Бен проворно зажал ему рот рукой.
– Тс-с!
Они спрятали пылесос в ямку, присыпав его тонким слоем красного песка.
– Днем мы ничего не сможем сделать, – прошептал Бен.
– Согласен, – ответил Циско.
– По-моему, он может видеть их глазами.
– Да. Нам нужно ударить ночью. А что это за штуку мы зарыли?
– Пылесос.
– А что такое пылесос?
– Лучше увидеть его в действии, чем слушать мои объяснения.
Они вернулись к работе с вымазанными кровью после занятий любительской стоматологией лицами. Остаток дня обернулся сплошной пыткой – не такой болезненной, как удаление зубов, но столь же мучительной, – пока они клали камни и скрепляли их раствором, пытаясь работать в прежнем ритме, чтобы все выглядело совершенно нормально. По выражению глаз Бена Циско понял, что его друг пребывает в возбуждении, почти в восторге. Бен хихикал во время работы, едва не сходя с ума от мысли о том, что спасение совсем рядом.
– Знаешь что? Вчера мы отмечали мой день рождения, – громко произнес Бен. – А сегодня вечером отпразднуем твой, дружище.
– Праздник в мою честь?
– Вот именно! А почему бы и нет?
Дымки ничего не сказали. Сгустилась тьма, и по пустыне начал гулять пронизывающий холодный ветер. И снова двое исследователей произносили тосты и пили вонючий бренди из бутылки, хотя на этот раз Бен и Циско лишь делали вид, что хорошенько к ней прикладывались, сплевывая розоватую жидкость обратно в бутылку. Мешок Циско лежал прямо над ямкой, где был спрятан пылесос.
Как можно более непринужденным тоном Бен произнес:
– Я убираю это пойло. Мы и так уже изрядно набрались.
Одной рукой он засунул бренди в мешок. Другую просунул под него, смахнул песок и взял пылесос. К тому моменту, как он его вытащил, Дымки заметили, что Бен ведет себя слишком уж целеустремленно. Они подплыли к нему. Увидев пылесос, они пришли в ярость.
– Циско, БЕГИ!
Испанец вскочил на ноги и рванулся вдоль стены замка, а один из полупризраков пустился за ним, чтобы догнать и задушить. Как только второй Дымок потянулся к Бену, тот поднял пылесос и нажал на кнопку включения. Пылесос засосал Дымка за несколько секунд, заперев его в полупрозрачном пластиковом отсеке, где тот бесновался от ярости, колотясь по пластику, чтобы вырваться на волю.
