— Мне они маловаты, и я вряд ли смогу их надеть, но дизайн мне нравится. Стиль неброский, но на удивление самобытный. Если бы такие выставили в моём любимом ателье, я бы заинтересовалась, — сказала я и посмотрела на сына.
Его настойчивый, почти рассерженный взгляд требовал от меня продолжения. Всё-то у него серьёзно. И почему мой сынулька такой серьёзный?
— Для старшеклассника, шьющего обувь в качестве хобби, получилось просто замечательно. Поверь, это не родительская предвзятость.
— А если бы их сшил не старшеклассник? — словно набравшись решимости, спросил он.
«Ну конечно, ты на этом не успокоишься», — сдалась я. Придётся сказать. Что ж, это тоже родительский долг.
— Тогда, как мне кажется, продать бы их не удалось, да и носить, пожалуй, было бы несколько неудобно. Они, скорее всего, развалятся через несколько дней.
Сын приоткрыл рот, будто собираясь возразить, и снова закрыл. Он ждал моих слов, а глаза уже увлажнились. О-хо-хо.
«Смотрел бы ты на вещи попроще», — подумала я и продолжила:
— Складки на коже и множество мелких царапин не страшны, они подчёркивают ощущение ручной работы — если только не делать на продажу. Но вот, к примеру... Смотри: сзади видно, что каблуки прикреплены немного несимметрично. — Я повернула туфли, чтобы показать пятку. — Поэтому вес будет распределяться неравномерно, и, пока туфлями будут пользоваться, каблуки ещё больше перекосит. А ещё вот здесь, внутри, слишком мягко.
— Ты про супинатор?
— Да. Это так называется? — Я засунула палец внутрь и с силой надавила на то место, куда должен опираться свод стопы. Туфля податливо изогнулась. — Видишь? При ходьбе они будут терять форму. Так что...
— Так что они никуда не годятся, — бессильным голосом подхватил сын.
— Да, — подтвердила я.
Он выдавил слабую улыбку:
— Раз уж ты столько всего заметила, профессионал от них камня на камне не оставит. Всё-таки самоучке здесь ничего не добиться.
Лицо сына просветлело. Одно из его достоинств — способность быстро переключаться. У меня тоже отлегло от сердца.
— По-моему, то, что парень шестнадцати лет самостоятельно изучает, как сделать туфли на высоком каблуке, тянет на извращение.
Он коротко хихикнул:
— Спасибо, что высказалась. Очень ценные сведения. Ты собиралась выпить, сделать тебе закуску?
— Ух ты! Спасибо, Такао.
«До чего же приятно очутиться дома!» — расчувствовалась я, наблюдая, как сын, стоя ко мне спиной, открывает на кухне какие-то банки. В прошлом году я на время перебралась к своему молодому любовнику, и там готовка лежала полностью на мне. С Сётой, своим старшим сыном, я всё время ссорилась. Но он переехал, я вернулась домой после нескольких месяцев отсутствия, и мы с Такао зажили вдвоём. Нисколько не жалею — у нас с ним тишь да гладь да благодать. А пока я была в бегах, обязанности по уборке и стирке также мало-помалу перешли к Такао. Красота! Как хорошо, что я завела второго сына.
— Что?
Такао обернулся, как будто заметил на себе мой взгляд.
— Да так, подумала: хорошо, что я завела тебя.
— Не говори обо мне «завела», — покраснел он и со стуком бросил на стол маленькую тарелку.
Невинный (наверное) мальчик становился таким милым, когда его дразнили. На тарелке лежали консервированная сельдь-иваси и маринованные сливы без косточек, завёрнутые в листья зелёной периллы.
— Так кому ты их подаришь? — спросила я у Такао, пригубив вторую стопку рисовой водки.
— Что? — отозвался он, отрываясь от чашки с чаем.
— Для кого туфли-то? Для подружки?
— Я не... — Он тут же зарделся и поспешно добавил: — У меня нет подружки!
О-о! Значит, неразделённая любовь? Хочешь порадовать даму сердца самодельными туфлями?
Нет, он не просто серьёзный, он чересчур серьёзный. Ох уж эта невинная подростковая влюблённость! Такао недовольно надулся и смотрел в стол. Истории о чужой любви — отличное развлечение! Я отхлебнула ещё водки и потянулась палочками к закуске. И почему сливы так хорошо сочетаются с периллой?
— Эта девушка, она тебя старше? — с хитрой улыбкой предположила я, нацелив на сына палочки, а он вздрогнул и посмотрел на меня. — Обувь такого фасона старшеклассницы не носят. Где вы только познакомились? Она студентка? Насколько она тебя старше?
Такао потеребил ставшую густо-красной мочку уха, с шумом отпил несколько глотков чая и, стараясь не встречаться со мной взглядом, невнятно пробормотал:
— Ну, ей вроде восемнадцать или девятнадцать, так что на пару-тройку лет.
Врёт. По его поведению я точно это поняла. Наверное, она уже взрослая, работающая женщина и, наверное, старше его лет на десять. Бедняга. У тебя с ней вряд ли что-то выйдет. Мне становилось всё веселее и веселее.
— Хм. Может, ты тоже немного выпьешь?
— Нет уж! Я иду спать.
И он от меня сбежал. Но в тот вечер, потягивая водку в одиночестве, я отчётливо осознала, что Такао стал взрослым. С тех пор он больше не заговаривал со мной о туфлях.
— Я вчера уже говорила: секретариат работает до пяти вечера! — долетел до моих ушей пронзительный голос Кобаяси-сан. Студентка, с которой она разговаривала, похоже, попыталась что-то возразить, Кобаяси-сан сердито крикнула: — Нельзя — значит нельзя! — Затем раздался звук задёргиваемой занавески.
Резко щёлкнув выключателем, Кобаяси-сан погасила свет в приёмной и, шурша многослойной синей юбкой, вернулась к своему столу рядом с моим.
— Что случилось? — обратилась я к ней, оторвавшись от составления списка заказов в книжных магазинах.
Она раздражённо нахмурила изящно очерченные брови и сказала:
— Она только сейчас принесла плату за обучение за вторую половину года.
— За вторую половину? Но ведь срок оплаты истёк месяц назад!
Ей дважды направляли требование заплатить. Более того, несколько раз предупредили, что деньги надо перевести через банк, но она принесла наличные! А касса уже закрыта, — сказала она и с видом человека, которому нанесли смертельное оскорбление, начала собираться домой.
Я не стала напоминать, что до закрытия оставалось ещё тридцать минут, и спросила:
— Можно посмотреть дело той девушки? — А затем, не дожидаясь ответа, заглянула в экран компьютера Кобаяси-сан. — Кто?
Она хмуро ткнула пальцем:
— Вот. Момока Накадзима.
Я пробежалась глазами по рядам цифр и невольно охнула:
— Погодите-ка, у неё сегодня крайний срок!
