От плеча жар растекается по всему телу. Он будто растопил скопившийся внутри лёд, и у меня безудержно — откуда их столько? — текут слёзы.
— Но мне было страшно... Я не могла ступить и шагу...
Мир смазывается перед глазами, но в нём различимо какое-то сияние.
Это дождь.
Нас окружает дождь, сверкающий в лучах заходящего солнца.
— Там... — судорожно всхлипывает она. Её нежный, печальный голос шепчет мне в ухо. — Там, в парке...
Я хочу, чтобы Юкино-сан успокоилась, чтобы перестала плакать, хочу остановить этот водопад слёз и обнимаю её покрепче. Что есть силы прижимаю её изящное лицо к своей шее. Я уже не знаю, чего хочу: причинить ей боль или защитить, жалеть её или грустить вместе с ней. Мои объятия словно выдавливают из её лёгких весь воздух, и она выкрикивает:
— Ты меня спас!
И Юкино-сан снова начинает плакать во весь голос.
И Акидзуки-кун снова начинает плакать во весь голос.
Не в силах ничего больше выразить словами, они застывают в объятиях друг друга, будто скованные льдом.
В промежутках между мокрыми домами, в той стороне, где клонится к закату солнце, зелёным пятном светится тот самый сад и, подобно далёким горным пикам, высятся небоскрёбы.
А дождь, словно раздуваемое ветром пламя, на короткое время вспыхивает ослепительным золотом.
Как лилии средь зарослей травы
На летнем поле, где никто о них не знает,
Так и любовь моя, —
О ней не знаешь ты,
А скрытая любовь так тягостна бывает!
[81]
«Манъёсю» (« Собрание мириад листьев»).
Том 8, песня 1500
Песня госпожи Отомо Саканоэ. Один тёмно-красный цветок лилии, цветущий посреди луга всех оттенков зелёного. Это стихотворение о том, как тяжело любить, если твою любовь не замечают, — как и этот цветок.
Глава 10
Так быстро, что взрослым не угнаться; любовница сына; мир, в котором не блёкнут краски.
Рэйми Акидзуки
Утро было на редкость приятным, и я решила поехать другой дорогой.
Когда я повернула руль, солнце, до сих пор светившее мне в спину, обогнуло машину и заглянуло в правое окно. На меня лениво потекли низко стелющиеся лучи, и правая половина тела начала понемногу нагреваться. И я расчувствовалась: «Наконец-то пришла весна».
Зима, что ни говори, выдалась очень холодной. Даже в Токио сильные снегопады продолжались два месяца, слежавшийся снег в тени никак не таял — лишь чернел от грязи, и всё это время я так и проездила на зимних нешипованных покрышках. Тем не менее, когда наступил март и регион Канто проскочил сквозь тоннель затяжных дождей, колючий воздух, наждаком обдиравший кожу, внезапно смягчился, а в пейзажах начала проглядывать бледная зелень травы и листьев.
«Череда дождей на исходе марта» — по-моему, отличное название.
Я приложила палец к кнопке и самую малость приоткрыла окно с водительской стороны. В салоне тут же повеяло ароматом весны. Его принёс особый, пропитанный множеством предчувствий прохладный воздух, какой бывает только в это время года. В сердце разом ожили переживания тех дней, когда в школах проходят церемонии зачисления и выпускные: нервное возбуждение, душевные муки, влюблённость, тревога, надежда. И пусть я, вырастив двух сыновей, уже насмотрелась с ними всевозможных школьных торжеств, запах весны перенёс в пору юности и меня саму. Время ускорилось, чувства забурлили, меня переполняли предвкушение и жажда приключений: ну же, купи весеннюю одежду, беги в салон красоты, ищи новых знакомых на вечеринках, ходи на свидания, развлекайся, пей! Светофор передо мной переключился на красный, и я, повторяя про себя: «Эй, хватит, ты уже не девочка!», плавно нажала на тормоз. С вечеринками, во всяком случае, покопчено. Дыши глубже. И-вдох-и-выдох. Замечательная сегодня погода! Я облокотилась на руль и посмотрела вверх.
Небо было полупрозрачным, как вода, в которой развели изрядное количество синей краски, а начинавшая цвести то тут, то там сакура куталась скорее в белое, чем в розовое. На деревьях только-только раскрылись почки, и светло-зелёные молодые листья походили на первые мазки кистью осторожного художника.
«Ах вот оно что!» — вдруг сообразила я. Те туфли, которые показал мне сын, предназначались на такой вот весенний день. Предназначались для той, кто в полное предчувствий весеннее утро пойдёт новой дорогой.
«Интересно, какая она?» — с лёгкой улыбкой думала я, перенося правую ногу на педаль газа. В кого он влюбился — боюсь, что безнадёжно? Кто та женщина, побудившая его подарить ей весенние туфли?
— Представь, что я тебе не сын, — сказал мой сын.
В тот день падал снег, значит, это случилось пару месяцев назад. Я вернулась домой поздно, съела приготовленный сыном ужин, приняла ванну и уселась за столом на кухне, чтобы наконец-то немножко выпить на сон грядущий. Часы показывали начало второго ночи.
М? — Не совсем понимая, о чём он, я посмотрела ему в лицо. Выглядел он необычайно серьёзным.
— Хочу, чтобы ты оценила объективно... Глянешь?
С этими словами он выставил на стол пару женских туфель. От них шёл слабый запах кожи и клея.
— Какие миленькие! — не удержалась я от искреннего восхищения. То были маленького размера лодочки на пятисантиметровом каблуке. Бледно-розовый носок, верх — слабого, близкого к белому телесного оттенка, и лимонно-жёлтый, словно выцветший на солнце, каблук. Конец длинного ремешка, застёгивающегося вокруг лодыжки, украшал вырезанный из кожи салатного цвета листик. Немного робкая, приглушённая цветовая гамма создавала ощущение недолговечности, как будто эти туфли, если их не убрать, за ночь без следа растворятся в воздухе. — Ты сам их сделал?
Я не могла представить такую обувь на полке большого магазина, а попади она туда, затерялась бы среди более ярких моделей. Её явно сшили для кого-то одного.
— Да, сам. Но я прошу судить объективно. Меня интересует беспристрастный женский взгляд со стороны, — повторил сын.
Он покраснел и опустил глаза. В его голосе прозвучало такое глубокое волнение, что я даже испугалась: а вдруг он заплачет? Было больно осознавать, скольких неимоверных усилий стоило ему сделать эти туфли.
— Хорошо, — сказала я, беря их в руки.
Глаза меня не обманули: они оказались очень лёгкими. Кожа — мягкой на ощупь, как у маленького новорождённого зверька с учащённо бьющимся сердцем. Я оглядела их с разных сторон, проверила крепость каблуков, провела пальцем по швам. Наверное, это первые женские туфли, работу над которыми Такао сумел довести до конца. Итак, что же мне сказать?
