Оба ошарашенно уставились на меня. По эстакаде столичной скоростной автотрассы у них за спиной с рёвом носились машины.
— А ещё лучше — давайте меняться вместе! Хватит на переменах или после уроков забиваться в угол, решать кроссворды, играть в сёги или вызывать духов! Нам уже четырнадцать, не так надо проводить юность в Токио! Сами же подаём сигнал: мы противные, держитесь от нас подальше!
Мои друзья никак не могли прийти в себя от такого неожиданного заявления.
— Нет, Сёко, нет! Мы же пообещали друг другу, что никогда не изменимся! Что мы не будем взрослеть! — расстроенно воззвала Сая-тин к нашему уговору, припомнить который я не могла (скорее всего, она вообразила себя героиней какой-то попсовой песенки).
— Айдзава, если тебя что-то мучает, поделись со мной! — сказал Тэсигавара с серьёзным выражением на своей демонической физиономии, положил руку мне на плечо и заглянул в глаза.
«А кто ты такой, чтобы с тобой делиться?» — чуть не спросила я.
— Ты глянь на этих чмошников! — раздалось у нас за спиной, и мимо прошла группа стильно одетых парней.
Я притворилась, что ничего не слышала.
— Даже если я изменюсь, мы всё равно останемся друзьями!
Теперь и я почему-то заговорила напыщенными фразами, а на глазах у меня выступили слёзы.
Начала я с уроков макияжа. Накупила в магазине глянцевых журналов, изучила страницы «Он вас полюбит! LOVE МАКЕ», по их советам установила тип своего лица из списка: «Округлое, с мелкими чертами, с крупными чертами, ретро» — получилось «ретро» (что было несколько унизительно), тщательно выбрала косметику из огромных маминых запасов и, раз за разом повторяя до слёз обидные ошибки, стала «подводить нижние веки»
[65], «прятать выступающие углы нижней челюсти», «сужать овал лица на уровне щёк», «задавать контур губ и придавать им блеск» и всё такое прочее.
Затем, скопив карманных денег и перечитав тучу отзывов в Сети, записалась в салон красоты. Когда я разговаривала с ними по телефону, у меня дрожал голос, а все три дня, пока я ждала назначенной даты посещения, у меня от волнения кусок не лез в горло (зато я немного похудела).
Салон находился в квартале Ура-Харадзюку и напоминал океанариум — всюду стекло. Я удивилась, когда увидела себя в зеркале после стрижки. Не мне об этом говорить, но я точно стала немного красивей. Мои слишком уж густые волосы аккуратно уложили, асимметрично подстриженная чёлка закрывала брови, спадавшие по обеим щекам пряди доходили до плеч, а их кончики загибались внутрь над ключицами. Обрамлённое новой причёской «ретро-лицо» — спасибо также последним достижениям косметологии — приобрело более-менее современный вид. В этот самый момент у меня зародилось ощущение, что я не зря стараюсь. Быть может, мой эксперимент всё-таки завершится успехом.
Следующим шагом предполагалась диета, но в итоге она не понадобилась. Закончился май, и едва мне стукнуло пятнадцать, как неожиданно сработал запрятанный глубоко-глубоко в генах и до сих пор бездействовавший выключатель, и я начала худеть буквально на глазах. Я быстро росла, короткие и пухлые детские пальчики вытянулись и стали тонкими, мне даже казалось, что голос стал выше, а кожа — белее, грудь постепенно наливалась тяжестью. И наконец, я избавилась от последней оставшейся у меня причины жутко комплексовать: молочные зубы сменились на постоянные. Щёлк! Я будто бы наяву услышала, как во мне что-то резко поменялось. То ли переключился тумблер, то ли перевелась стрелка на рельсах, то ли запустилась новая версия системы.
Вечером последнего дня летних каникул я заперлась в ванной комнате и перекрасила волосы. Сделала их каштановыми с лёгкой примесью оранжевого. Ещё я сама укоротила школьную форменную юбку. Мне всегда хорошо удавалось несложное рукоделие — кройка, шитьё, вязание, — и потому я достала из кладовки покрытую пылью швейную машинку и показала класс, прострочив идеальный потайной шов. В стрекоте, издаваемом двигавшейся иглой, мне слышался звук автомобиля, который наконец увезёт меня отсюда.
Поздно ночью я надела школьную форму, подошла к большому зеркалу у лестницы и оценила новый образ. На меня смотрела девушка, словно сошедшая со страниц модного журнала. Я покружилась на месте. В волосах замелькали лёгкие оранжевые блики, а выглядывавшие из-под короткой юбки бёдра, как по мне, выглядели весьма эротично. У меня заколотилось сердце.
— Ты всё-таки не подкидыш.
Тут я заметила, что со второго этажа на меня смотрит мой старший брат. Я хоть и обрадовалась, что сумела выудить из него это признание, но от его липкого взгляда мне стало противно, и я ничего не ответила.
— О божечки, что это?! Офигеть как красиво!
— Ничего так? Сойдёт? Или перебор? Глаз не режет?
— Нисколечко! Ой, вот теперь я призна́юсь: когда ты только начала краситься, я подумала — ничего у Сёко не выйдет. Но получилось идеально! Просто супер! За тобой же скауты
[66] из модельных агентств начнут гоняться! В Харадзюку
[67] не ходи, пристанут! Или, наоборот, лучше пойти? Нет, точно, давай сходим!
Когда в сентябре, в первый учебный день после каникул, я появилась в классе, Сая-тин искренне восхитилась моим новым внешним видом. Больше всего я боялась, что она меня возненавидит, и потому едва не расплакалась от облегчения. Мне не терпелось узнать, как отреагирует Тэсигавара. Ждать не пришлось — в дверях как раз возникла сутулая фигура с лицом демона.
— Привет! — окликнула я его.
Он метнул в меня затравленный взгляд и молча прошмыгнул мимо. Я обиделась и стукнула его по затылку:
— Привет, говорю! Тэсигавара, я к тебе обращаюсь!
Он повернулся, испуганно посмотрел на меня, тут же отвёл глаза, потом снова посмотрел. У него в мозгу будто что-то щёлкнуло, челюсть отвисла, и на лице появилось выражение крайнего удивления:
— А... А... Айдзава?! — Он что, меня не узнал? — У тебя... — его голос прервался. Он вытащил меня в коридор и перешёл на шёпот: — У тебя дома что-то случилось? Если тебя что-то мучает, поделись со мной!
— И это всё, что ты можешь сказать? — разочарованно ответила я и тут обратила внимание, что смотрю на него снизу вверх под тем же углом, что и раньше. Хотя на Саю-тин при моём теперешнем росте я смотрела сверху вниз. Он что, тоже подрос? И прежде чем я успела сообразить, что происходит, у меня загорелись щёки, и я, занервничав, поспешила вернуться в класс.
Мир, в котором я очутилась во втором триместре, разительно отличался от того, где я обитала прежде.